Места хватит всем

Грейнджер давно уже отвернулась, потянувшись за очередной порцией сока, а Северус все сидел неподвижно, стараясь ухватить и додумать убегающую мысль… Грейнджер всегда была исключением. Даже неукоснительно соблюдая правила, она умудрялась под них не подпадать.

Магглорожденная — но при этом самая сильная ведьма своего поколения; зубрилка — но при этом умница; образцово-показательная скромница — но при этом пацанка и хулиганка под стать своим дружкам.

Всегда исключение. Из стайки ровесниц — по внешности и интересам, из компании ровесников — по полу и интеллекту… Если бы не удивительная жадность до знаний и дружба с Поттером, никто и никогда не обратил бы внимания на невзрачную грязнокровку Грейнджер. Но пришла война, прокатилась по девчонке жестче, грубее, ей досталось крепче, нежели всем ее сверстницам вместе взятым… и словно только этой грязи, боли, крови и мрака не хватало, чтобы птенец-замухрышка превратилась в гордую орлицу. Все ее таланты, знания и умения — все было востребовано, все шло на пользу дела, и это наполнило ее взгляд светом радости, готовности бороться и побеждать. Среди горя и лишений войны Грейнджер поднялась и расцвела — как всегда, дерзко, как всегда, наперекор. То, что убивало других, сделало ее сильнее.

Вот оно.

Снейп со стуком опустил чашку на стол, остывший кофе выплеснулся и запачкал манжету.

Если правильные девочки рождаются для любви и нежности, то девочка-исключение создана для трудностей, для войны и для победы. В экстремальных условиях она живет и сияет, в тепличных — чахнет. Какую новую войну найдет для себя мисс Грейнджер? Кого теперь назначит врагом?

— Северус, ты тоже это видишь?

Тихий голос Минервы вернул в реальность, и Снейп с досадой и внутренней неловкостью обнаружил, что все это время таращился на девчонку, как василиск. Таращился незряче, погруженный в свои мысли, и не видел, что она делает.

А посмотреть было на что.

Когда Грейнджер встала из-за стола, рядом высоченным рыжим столбом вырос Уизли, сграбастал девушку своими медвежьими лапищами и перенес через скамейку. Объятие, которое в этот момент подарила рыжему остолопу чопорная заучка, вряд ли можно было назвать дружеским. И пока Уизли уже стоя допивал сок, давно покончивший с ужином Поттер по-хозяйски обнял Грейнджер за талию, не встретив никакого сопротивления. А потом Уизли тоже перелез через скамейку, Грейнджер ухватилась за его локоть — и так покинула Большой зал, в обнимку с Поттером и под руку с Уизли. Не обращая внимания на озадаченную тишину, повисшую над столами.

— Что ты об этом думаешь, Северус? — по-прежнему тихо промолвила Минерва.

— Ничего.

Он действительно не подумал ничего кроме того, что у Золотого трио съехали напрочь все три крыши. И что одиночество втроем губительно сказывается на неокрепшей подростковой психике.

Но в следующее мгновение Драко Малфой вылез из-за стола, собрал посуду, из которой только что ел, и с самым независимым видом понес ее на кухню. Про излишне теплые взаимоотношения Золотого трио все забыли вмиг.

— Если он там щас примется ее мыть, я вызову «неотложку» из Мунго, — замогильным голосом сообщил Дин Томас.

— И заберет она тебя, — в тон ему ответила Панси. — Потому что никто тебе не поверит.

Бывшая слизеринская староста взяла свою посуду и продефилировала следом за Драко. Дин обалдело посмотрел на ее удаляющуюся спину, на собственную тарелку, на сидящего рядом Невилла.

— Дурдом, — кивнул Лонгботтом. — Присоединяйся.

И тоже пошел на кухню, нагруженный грязными тарелками.

Северус покосился на МакГонагалл — женщина выглядела озадаченно. А его самого глодало чувство неясной тревоги, но пока зельевар не мог ни понять, ни сформулировать, что его так беспокоит. Да, дети ведут себя не вполне адекватно, но это неудивительно при таких-то обстоятельствах. Снейп не мог отделаться от ощущения, что за каждым дурацким поступком, за каждой сегодняшней эскападой кроется что-то очень важное. Что-то, о чем наверняка никто не хотел бы ни знать, ни даже догадываться.

В раздражении, смешанном со страхом, профессор схватил салфетку и принялся вытирать манжету. Хватит. Кончилась война, кончились двойные игры, хватит. Неадекватные юнцы — просто неадекватные юнцы, разрушенная стена — просто разрушенная стена, а непохожая на других девчонка — просто девчонка, пусть и не похожая на других.

* * *

Когда-то — Мерлин, как давно! — ночной Хогвартс казался более оживленным, чем днем. Тихие темные коридоры жили своей особой сумрачной жизнью. Беззвучными тенями дефилировали привидения, похрапывали портреты, поскрипывали перила лестниц. Потрескивали факелы, попискивали в совятне совы, а при сильном ветре позвякивали оконные стекла. Нет-нет да и зашушукаются в отдаленной нише влюбленные, нарушат тишину чмокающим звуком поцелуя или томным вздохом. Допоздна возились на кухне эльфы, шуршали шагами дежурные старосты, где-то капала вода из плохо закрученного крана, ныла Миртл, кряхтел Филч. Ветер пел в трубах колыбельные, и весь замок, словно диковинный зверь, бормотал, ворочался во сне, сопел и видел сны…

Теперь Хогвартс умер.

Самая душа замка покинула искалеченные каменные своды, самое сердце его остановилось, и в коридорах поселились тьма и пустота могильных склепов.

Только темень, только тишь.

В гулком безлюдном холле, среди покореженных остовов башен, на лестницах и в колоннадах — только холод и полночная безлунная жуть.

Лишь в Подземельях — утлый островок живого тепла, крошечный и жалкий среди всепоглощающего омертвения. Дыхание пятнадцати человек не в силах за одну ночь развеять безмолвие впавшего в летаргию замка, два камина не согревают простывшие камни. Чужеродно, как балалайка на похоронах, — быстрое шлепанье босых ног по гранитным плитам пола.

Сбивающееся дыхание.

Визг дверных петель.

— Что, никак?

— Никак…

— Заходи.

Полоска неверного света на стене сузилась и исчезла.

— Забирайся скорее, холодно.

Скрип матрасных пружин.

— Тесновато получается.

— Зато нескучно. Ну что, все как обычно?

— Да, на фига эксперименты… Давай.

Прерывистые вздохи и снова скрип кровати.

— Ой, ты что дела…

— Извини, не подумал. А так? Так хорошо?

— Да-да… очень…

* * *

«Если кто-то громко плачет — довыебывался, значит», — гласит народная мудрость. Северус часто убеждался в ее справедливости.

Вот и сейчас — Драко, правда, не плачет, но следы расплаты за неуместный выпендреж останутся на его лице надолго. В том, что выпендреж был неуместным, Снейп не сомневался. Выпендреж другим не бывает.

Когда посреди лаборатории возникла бьющаяся в истерике Винки и запричитала, что «мастер Малфой разрушил Гриффиндорскую башню», сосредоточенно инспектировавший уцелевшие ингредиенты Снейп сначала даже не понял, в чем дело. Потом порекомендовал бедной домовихе не пить без закуски. Винки разразилась истошными рыданиями, и тогда-то Снейп вспомнил: неугомонные «львята» сблатовали «барсучат» и все вместе решили восстанавливать Гриффиндорскую башню. Затея, по мнению Снейпа, отдавала здоровым гриффиндорским идиотизмом и только в силу этого имела шансы на успех. За безопасность учеников профессор не беспокоился: они хоть и дети, но уже взрослые, и взаимосвязь между плохо закрепленным камнем и разбитой головой улавливать должны. К тому же, хоть в жизни и случаются невообразимые глупости, смерть Мальчика-который-грохнул-Волдеморта от свалившегося на лавроносную башку валуна — глупость самая невообразимая.

Потому Снейп был спокоен, и, как выяснилось, зря. Вспомнив о башне, камнях, проломленных головах и особенностях общения Гриффиндора и Хаффлпаффа с окружающим миром, профессор от души проклял все на свете и помчался следом за безутешной домовихой к месту происшествия. Как выяснилось, тоже зря.

Обошлись без него.

К моменту появления Снейпа Драко еще не пришел в себя, и лужу крови никто не удосужился убрать. Однако ужасающая рана на его лице уже затянулась, а Грейнджер деловито шептала заклинания над своим вечным школьным врагом.

Снова Грейнджер. Испачканные кровью ладони, уверенные жесты и досадливое движение плечом, когда Северус, едва переводя дух после быстрого бега, надсадно прокаркал:

— Что происходит?

— Происходит непрошеная помощь в неподходящее время в неположенном месте, — отрапортовала Грейнджер. — На чистом английском было сказано — не мешай, сами тетрис соберем. Нет, надо было показать, кто самый умный. В результате самая умная, как всегда, я, и самая виноватая тоже я.

— Мисс Гррррейнджеррр!!!

— Я Грейнджер, и я пока еще мисс. Значит, так: мы подняли камень, камень висел, висел хорошо и надежно, и мы бы его очень надежно пристроили, но пришел Малфой, Малфой решил, что он лучше всех строит стены гриффиндорских башен. Он заклинания перепутал, наши чары сорвались, и Малфоя камушком приложило… Я ему нос собрала, но шрам останется — камушек-то не просто так упал, а под заклинанием, я шрамы от заклинаний сводить не умею, вот научусь когда, можно будет попробовать, главное, чтобы не слишком много времени прошло, но я потороплюсь, и…

— Мисс Грейнджер, пожалуйста…

Глаза Поттера расширились.

— Я вас очень прошу…

Глаза Поттера увеличились вдвое.

— Если вас не затруднит…

Поттер громко сглотнул и потянулся за палочкой, Северус понаслаждался этим зрелищем ровно полсекунды и рявкнул:

— Заткнитесь!!!

Грейнджер улыбнулась полусмущенно-полупонимающе, Поттер облегченно выдохнул, а Драко очнулся, поэтому реакции остальных присутствующих Снейп не заметил.

— Сколько народу… задавило-то… — прохрипел Малфой.

— Размечтался, — хмыкнула Грейнджер. — Ты себя задавить не смог, где тебе такую толпу перемолоть…

— Мисс Грейнджер!

Снейп торопливо осматривал крестника, и неумолкающая Грейнджер его… нет, не раздражала. Пугала. Звонкий жизнерадостный голос до того жутко звучал в тишине запустения, что у Северуса бежали холодные мурашки от копчика до затылка и непроизвольно сжимались зубы.

— Орут… — простонал Драко, неверными пальцами касаясь шрама, пересекающего все лицо. — Что, мне теперь с этим?..

Грейнджер так и взвилась:

— Скажи спасибо, что…

— Скажите спасибо, что остались живы, мистер Малфой, — перебил ее Снейп.

Официальное обращение показалось смешным и никчемным.

— Ну что, Малфой, почувствуй себя Поттером, — подал голос Уизли. — Теперь не только он шрамоголовый.

— Жалость-то какая, — наигранно вздохнул Поттер. — А я уже так привык быть уникальным и неповторимым… И обламывает меня, как всегда, Малфой.

— Да, — в тон ему протянула Грейнджер. — И шрам у него круче. Он виднее. Суши свои лавры, Гарри, и кидай их в суп.

Они снова стояли втроем рядом, близко-близко, касаясь друг друга локтями, — уверенные друг в друге и сосредоточенные, как перед боем, они смеялись, но одними губами. Они все еще воевали.

* * *

Традицию педсоветов ввел Дамблдор. Больше всего это походило на собрания из серии «посидим-поокаем». Северус редко присутствовал на педсоветах, а когда присутствовал — выразительно молчал в углу или дежурно ругался с Минервой из-за методов воспитания подрастающего поколения. Метод Снейпа был прост: битье определяет сознание. МакГонагалл возмущалась, читала нотации, цитировала Песталоцци, взывала к здравомыслию. Северус обычно отвечал короткими сентенциями типа: «Не всем же только сеять разумное, доброе и вечное, кто-то должен и пахать». Дамблдор посмеивался в бороду, Вектор и Флитвик гоняли чаи, а вопросы хозобеспечения, учебного процесса и бумажных волокит решались сами собой.