Места хватит всем

Готовая почва для политической экспансии. Англия в магическом сообществе превратится в страну «третьего мира».

Ей-Мерлин, лучше бы Волдеморт победил.

Северус остановился снова, сжал пальцами виски. Нет, это уже слишком. Вроде никогда не страдал неуемной фантазией, а тут прямо понесло. Практически похоронил Англию только из-за того, что Министерство отказало в финансировании обучения полутора десятка учеников. Может, у Комитета образования и правда нет денег — он всегда был самым нищим ведомством: в туалете там регулярно не было света, а на окнах висели тряпочки, о которые руки вытереть побрезгуешь. Ладно, занавески, но как ихним сортиром пользоваться — не закрывая дверь? Вполне возможно, золотой поток, хлынувший в Министерство с конфискацией имущества состоятельных Упивающихся, как всегда, обогнул несчастный Всеобуч.

Хватит делать из червяков Нагайн. Не дадут денег — ну и пусть подавятся. Если выгоняют через дверь — влезай в окно: надо думать не о воображаемом трагическом крахе волшебной Англии, а о том, чем бы прижучить министерских чинуш, чтобы раскошелились. В конце концов, даже если магическое образование больше не нужно руководству Англии, оно нужно, как выяснилось, по меньшей мере восемнадцати людям, в том числе пятерым Героям войны. И как минимум троим из этих восемнадцати — самому Снейпу, Минерве и Септиме — это нужно просто потому, что кроме школы у них ничего нет.

Северус усмехнулся собственным мыслям. Верный признак нестабильной психики — кидаться из крайности в крайность, от безнадеги к воодушевлению. Но что еще остается? Стадию наматывания соплей на кулак и нытья из серии «пойду я на болото, наемся жабанят» он миновал лет двадцать назад и возвращаться в это состояние не собирался. Слишком много дел сделано, слишком много дорог исхожено, слишком многое увидено и оценено, чтобы позволить себе предаваться счастливому себяжалению. Если верблюд хоть раз задумается о непосильной тяжести навьюченной на него клади, он упадет и сдохнет. Но все человеки — прекрасные вьючные верблюды и ослы. Они могут запретить себе думать.

— …ну невозможно же думать об этом постоянно!

Свистящий шепот, в котором явственно слышались умоляющие нотки, заставил Снейпа едва не споткнуться и рефлекторно замереть на месте, прислушиваясь.

— Я не могу не думать об этом. Сколько это уже длится?

— Года еще нет…

— Года нет! А мы уже…

— Чшш, тише…

— Я так надеялась, что с возвращением сюда все начнет налаживаться! Привычная обстановка, привычные лица… а тут все изменилось, я не узнаю Хогвартс, он словно умер, умер, и мы умираем здесь вместе с ним, все умираем, все…

Шепот сорвался на рыдания, раздался звук, словно ремнем шлепнули по стене, вскрик и сразу снова шепот:

— Прости, прости, прости…

— Спасибо… а то я бы сейчас опять… в истерику…

— Что-то у тебя в последнее время нервы совсем ни к черту. Хочешь, я успокаивающее у Снейпа попрошу?

— У Снейпа? О, Мерлин, неужели ты сделаешь это для меня?! Ты мой герой! — всхлип, смешок. — А хотя нет, не надо. Вдруг он вместо успокоительного тебе яду подсунет. Ты же не отличишь.

— Ну почему не отличу? Яд — он же невкусно пахнет.

— «Тролль» тебе по Зельям. «Глоток живой смерти» пахнет так же, как и обычное снотворное — лимоном.

— Это тебе «тролль» по Зельям. «Глоток живой смерти» — это не яд, а сильнодействующий седативный препарат.

— Ка-акие умные слова мы знаем! Остаточные знания из учебника Принца-Полукровки?

При упоминании об учебнике Снейп поперхнулся. Непроизвольный надсадный кашель перехватил горло, и шепчущиеся выпорхнули из-за угла, как вспугнутые куропатки.

Поттер, Грейнджер и Уизли.

Конечно. Кто же еще.

— Добрый вечер, сэр! — гаркнули малолетние Герои хором, как авроры на параде.

Вечер добрым не был определенно, только сказать об этом Снейп не мог: кашель душил и не давал вымолвить ни слова.

— Вам нехорошо, сэр? — участливо нахмурилась Грейнджер. — По спине постучать?

Снейп хотел посоветовать наглой девице постучать по ее собственной голове, и чем-нибудь очень тяжелым, но не смог даже вдохнуть. А в следующий миг маленький острый кулачок очень больно и очень точно врезался в профессорскую спину между лопаток, першинка выскочила из горла, а на глаза навернулись слезы.

— Что… кхм… что вы забыли в такой час… кхе… в коридоре?

— Мы дежурим, профессор.

Северус даже опешил слегка:

— Дежурите?

— Ну да, — Поттер близоруко щурился из-за очков на свет Люмоса. — Дежурим. Малфой и Забини в Подземельях, мы тут, Терри с Кормаком пошли на башни, а Джастин и Эрни — в галерею и вокруг замка.

— Все в порядке. До одиннадцати успеем, — Уизли, за год вымахавший почти вровень со Снейпом, взглянул на профессора невозмутимо и спокойно. Как будто того и впрямь интересовало, вернутся эти чокнутые в спальни до одиннадцати или нет!

— Ну и кто особо одаренный подал идею?

Снейп грозно воззрился на Гарри, справедливо полагая, что он является главным инициатором всех дурацких затей в школе. На сей раз, впрочем, профессор ошибся.

Поттер недоуменно пожал плечами:

— Да никто не подавал. Оно как-то само…

— Разве можно без дежурств, сэр? — в голосе Грейнджер звучало то же недоумение. — Всегда ведь дежурили, мало ли что, вдруг там…

— Марш по комнатам. Спать.

— Но, сэр…

— Спать!

Снейп едва не рявкнул в довесок про двадцать баллов с Гриффиндора, но вовремя вспомнил, что часов давно уже нет, да и вести учет баллов просто бессмысленно. Хотя бы потому что делить пятнадцать человек на факультеты — бессмысленно вдвойне.

Он понаблюдал, как три силуэта скрылись во тьме лестничного пролета, подождал, пока пропадут из виду призрачные огоньки Люмосов, послушал, как удаляются шаги по направлению к слизеринской гостиной. Чуткий слух выхватил из морозящей уши тишины негромкий томный смешок: «Всю сознательную жизнь мечтала поколотить Снейпа!»

Северус не сдержался и фыркнул. Если бы все, кто имел мечтания подобного рода относительно Мастера Зелий, получили возможность свои мечты осуществить, от зельевара за пять минут остались бы ремешок да подметки. Кстати, после реализации рукоприкладческих фантазий мисс Грейнджер ощутимо ныло между лопаток. Поглядеть на нее — мешок костей, метр кожи и кружка крови, в чем только душа держится. Соплей перешибить можно. А рука тяжелая…

Все еще с ухмылкой на лице Снейп направился в сторону галереи: ученички, мать их перемать через колено навылет, вот не было же заботы… Дежурят они! Ностальгия замучила! Собирай их теперь по всему замку с нюхлерами.

Дежурят… Снейп удрученно покивал собственным рассуждениям: как отчаянно дети хотят вернуться в недогулянное детство! Доучиться, дохулиганить, довлюбляться, довраждовать — так, как положено, по-детски, «понарошку». Как хочется им вернуться в школу «до войны», в жизнь «до войны», в себя «до войны»… Хочется до того сильно, что они готовы забыть о невозможности желаемого. Время не обращается вспять, и хроноворот тут бесполезен. «До войны» кончилось до войны, и теперь всем осталось одно бесконечное «после».

Стук каблуков отражался от стен гулким эхом. Давно пора заменить металлические набойки кожаными. Иначе недолго и паранойю заработать: постоянно кажется, что следом кто-то идет.

А жаль все-таки, что часов больше нет. Так было удобно справляться с дисциплиной: гаркнул про баллы — и Гриффиндор весь шелковый, а Хаффлпафф весь бархатный. Теперь халява кончилась, и придется потеть на авторитет. А авторитет — дело тонкое, для некоторых (не будем показывать пальцем) профессор Снейп нынче не указ, степенью Ордена Мерлина не вышел…

Впереди показались две темных фигуры.

Северус пробормотал: «Люмос Максима!», а потом рыкнул в лучших традициях лучших уроков с Гриффиндором:

— Какого драного Мерлина шляетесь?! Даю десять секунд, чтобы добежали до спальни! Время пошло!

* * *

Жить!

Как же хочется жить!

Именно сейчас, когда смерть глядит прямо в лицо пустыми глазницами, когда горло сдавливает от ее зловонного дыхания.

Это не змея тугими кольцами обвивает плечи — это Смерть поставила ногу на грудь, и хрустят ребра, сминаясь под костлявой стопой, и последний выдох срывается с губ кровавой пеной. И страшнее, чем боль, страшнее, чем Смерть, впивается в горло острыми кривыми клыками одиночество.

Содрогаясь в последних, предсмертных муках, ты понимаешь — никто не спасет, никто не поможет. Умираешь, как во исполнение сатанинского ритуала: много людей вокруг, много, так много, и такие бесстрастные у всех лица. Нет сил оглядеться, чтобы найти хотя бы один неравнодушный взгляд.

Цепляешься за собственные вдохи-выдохи, уже понимая: правильно, все правильно. Если не удалось достойно жить, нужно вовремя умереть. В эти тягучие и колючие мгновения смерти ясно как никогда: никто не спасет, вот мерило прожитых лет.

Так это и была жизнь?

Дышать. Дышать. Дышать!

Извиваешься разрубленным червяком, силясь избавиться от когтистой хватки Смерти.

Жить! Жить! Жить!!!

Как же хочется жить!

Но торжествующий хохот звучит приговором.

Палящий жар пульсирует в голове, в груди жжет, раскаленным ошейником стискивает горло. Кажется, кровь шипит, закипая. Душная тьма опускается тяжелым глухим пологом.

Занавес.

Северус проснулся от собственного крика.

Когда он растапливал камин, руки все еще подрагивали.

Эти сны мучили Снейпа давно — со дня возвращения в Хогвартс. Будто в расплату за то, что выжил, Северус постоянно получал напоминания о цене собственной жизни.

Корчась в предсмертных муках на полу Визжащей хижины, с ужасом обреченности сознавая, что в целом мире нет человека, который пришел бы на помощь, Снейп забыл о том единственном существе, кто не мог пройти мимо. О той, что давала клятву помогать всем, кто в этом нуждается, невзирая на личные отношения.

Поппи Помфри.

Милая, добрая, мудрая Поппи — она не заслужила смерти так же, как Снейп не заслужил жизни. Единственный колдомедик в замке, она стала и единственной, кто знал о Снейпе все, от особенностей строения грудной клетки (зрительная вмятина слева, из-за неправильно сросшихся ребер) до личных предпочтений в выборе алкоголя, женщин и нижнего белья. Пожалуй, если бы не обстоятельства, перманентно складывающиеся против Снейпа, Поппи Помфри стала бы для него не только личным врачом и случайной любовницей, но и другом. Это она примчалась в Визжащую хижину, едва узнала, что с ним случилось; откуда она узнала об этом, так и останется неизвестным. Она вытащила его из-под рушащихся в огне балок, влила в горло антидот — и погибла там же от шальной Авады. Горькая ирония судьбы заключалась в том, что даже своей смертью Поппи спасла еще одну жизнь — жизнь Северуса Снейпа. Бездыханная, она рухнула прямо на него и случайно придавила рану, остановив кровотечение.

А потом появилось Золотое Трио и на всякий случай забрало обоих. Еще не мертвого Снейпа и уже не живую Помфри.

Много жизней было отдано в уплату за победу Избранного. За Снейпа была заплачена всего одна. Но это была жизнь Поппи Помфри.