Война Кортни

“У вас какая-то болезнь желудка?”

Шафран улыбнулась. “Нет. Мне нужно изменить свою внешность.”

- А, понятно . . . Тебе лучше воспользоваться семейной ванной комнатой. Это в нашей квартире, наверху. Следуйте за мной.”

Через несколько минут Шафран стояла перед зеркалом в ванной, обнаженная по пояс, с только что купленными ножницами в руке.. Она отстегнула свои волосы, которые свисали блестящими черными волнами, которые падали ей на плечи и спину. Она провела пальцами по ним и покачала головой, чтобы почувствовать ее гриву на своей голой коже.

- Ну ладно, - сказала она, подняла правую руку, снова посмотрела в зеркало и начала резать.

•••

Вернувшись в Гент, Хендрик Элиас не сразу вернулся ни домой, ни в офис ВНВ. Вместо этого он и пара его ближайших соратников отправились на неторопливый обед. У них были важные партийные вопросы для обсуждения, и он нуждался в крепком напитке после того, как полиция задержала их отъезд более чем на час, после чего Марэ причитала весь путь из Гааги в Антверпен.

“Вот что происходит, когда кто-то позволяет женщинам участвовать в политике”, - сказал один из других мужчин ВНВ, когда разговор зашел о деле Шредера. "Они не в состоянии контролировать свои эмоции, они отвлекают мужчин от более важных дел и разжигают сексуальные страсти, которым нет места в нашей работе. Мы должны избавиться от нее. Я настаиваю.”

Второй коллега Элиаса заговорил более мягким тоном: - Мисс Марэ кажется порядочной девушкой, и я уверен, что она хорошо поработала с женскими группами. Но давайте будем честны, они бесполезны, в лучшем случае второстепенны. И она приносит нам больше вреда, чем пользы. Нехорошо, когда люди видят, как полиция останавливает нас на вокзале. Даже если мы ни в чем не виноваты, грязь прилипает. Ты должен это понять, старина.”

Элиас кивнул. - Я не могу спорить с вами, джентльмены. События последних двух дней были весьма прискорбны, и я вижу веские причины для того, чтобы отпустить Мисс Марэ. Но нет никакой необходимости принимать немедленное решение. Я отослал Мисс Марэ на несколько дней. Уверяю вас, что к ее возвращению я все улажу.”

Элиас сделал своим коллегам достаточно уступок, чтобы заставить их молчать до поры до времени. Было уже почти четыре часа дня, когда он вернулся в свой кабинет и застал секретаршу в состоянии крайнего беспокойства.

- Есть . . . в вашем кабинете вас ждет некто - немец. Кажется, он хочет поговорить с вами. Он уже некоторое время ждет.”

Один взгляд на этого человека сказал Элиасу, что он офицер гестапо. За три года работы он научился распознавать признаки: костюм, чистый и аккуратно выглаженный, как парадная форма, короткие волосы, высоко подстриженные на затылке и сбоку головы, и прежде всего уверенность, исходившая от осознания своей абсолютной власти. Этот офицер мог бы арестовать его, допросить, подвергнуть пыткам и бросить в лагерь для военнопленных без всякой ссылки на обычную правовую систему.

Когда Элиас вошел в комнату, гестаповец поднялся на ноги. Он был среднего роста, худой, с серыми глазами за круглыми очками в проволочной оправе.

“Добрый день, Герр Элиас, - сказал он. “Меня зовут Фейрстейн. Я офицер Государственной полиции Гехайме. Пожалуйста, садитесь.”

Элиас поймал себя на том, что говорит: “Спасибо”, - как будто ему было приятно сидеть в своем кабинете. “Чем я могу вам помочь?- спросил он.

“Где ваша сотрудница, Марлиз Марэ? Ее здесь нет, и ее хозяйка, фру Аккерман, не видела ее с тех пор, как она покинула свой дом в субботу утром, чтобы сопровождать вас в Гаагу. Что с ней сталось?”

“Ах . . . Элиас почувствовал укол страха под мышками. Несмотря на то, что он не сделал ничего плохого, он чувствовал себя виноватым. “Я не знаю . . . не совсем.”

“Почему вы так говорите?”

“Ну, она не вернулась вместе с нами в Гент.”

- Почему нет?”

- Она чувствовала себя неважно. Честно говоря, Фейрштейн, она была в состоянии нервной истерики. Я списал это на напряжение, вызванное ее встречей с офицером СС Шредером, а затем утренним допросом в полиции. Она плакала и устраивала сцену. Ты же знаешь, как бывает, когда женщины впадают в истерику . . .”

Элиас надеялся на искреннее сочувствие, но Фейрстейн оставался невозмутимым.

“Продолжайте . . .- сказал немец.

“Я предложил ей взять небольшой отпуск. Она упомянула о своей родственнице, двоюродной бабушке, если я правильно помню, которая жила недалеко от Антверпена.”

“Она назвала вам имя этой двоюродной бабушки или адрес?”

“ Э. . . нет, боюсь, что нет.”

“Вы не спрашивали ее об этих подробностях?”

“Мне это и в голову не приходило. Я был рад избавиться от нее.”

“Она сошла с поезда в Антверпене?”

“Совершенно верно.”

“И вы не видели никаких оснований считать это подозрительным?”

Элиас нахмурился. “Нет . . . да и зачем мне это?”

- Потому что человек мертв, а фройляйн Марэ была последней, кто видел его живым. Этого уже достаточно, чтобы вызвать подозрение. Но когда она придумывает причину, чтобы выйти из поезда и исчезнуть - разве это кажется вам поведением невинного человека?”

“Что значит "придумывает"? У женщины была истерика. Я сам это видел.”

“И вы уверены, что ее слезы были искренними?”

- Ну, мне показалось . . . Элиас остановился на полуслове. - О Боже милостивый! . . вы же не предполагаете . . . Неужели она все это время дурачила нас?”

Фейрстейн ничего не сказал. Его презрительного взгляда было достаточно. Он подошел к телефону на столе Элиаса, набрал номер оператора и назвал номер, к которому хотел подключиться.

“Никто из идиотов ВНВ не знает, где находится Марэ. Она сошла с поезда в Антверпене, заявив, что хочет навестить родственницу, живущую неподалеку. Нет, она не назвала ни имени, ни адреса. Слушайте внимательно, я не хочу, чтобы наши коллеги в Голландии думали, что мы не можем управлять нашим делом здесь, в Бельгии. Пусть все в Антверпене работают над этим делом. Начните со станции. Поговорите со всеми, кто мог видеть Марэ. Ей двадцать три года. Рост - метр семьдесят три, худощавого телосложения. У нее были голубые глаза, длинные черные волосы, густые и блестящие, как говорили, очень эффектные. Подождите...”

Фейрстейн посмотрел на Элиаса, спросил: “Что на ней надето?” а потом передал описание ее одежды и чемодана мужчине на другом конце провода. - Отправляйся в Антверпен и скажи им, чтобы они работали быстро. Я могу задержать Голландию на пару часов, но они получают это в ухо от Раутера. Мне нужно кое-что им сказать. Максимум два часа - это все, что я могу ждать.”

Фейрстейн положил трубку и молча направился к двери. Только когда он открыл ее и собрался уходить, он повернулся к Элиасу и сказал:- ”"Вы будете видеть меня снова."

•••

Управление полиции безопасности в Антверпене бросило всех свободных людей на поиски Марлиз Марэ. Сотрудники гестапо, криминальной полиции и эсэсовцы, одетые в униформу, наводнили станцию и разговаривали с сотрудниками станции, владельцами магазинов, официантками в кафетерии, продавцами цветов и газет. К половине шестого они установили, что подозреваемую видели выходящей из поезда в Гааге, покупающей билет до Льежа и садящимся в поезд, идущий в обратном направлении.

Между временем, отведенным кассиром, продавшим Марэ билет, и официанткой, принявшей у нее заказ на еду и напитки, был промежуток от десяти до пятнадцати минут. Это казалось странным, так как путь от одного места до другого занимал не более двух минут. Но офицер, собиравший все улики, пришел к выводу, что расхождение было проще всего объяснить тем, что один или оба свидетеля неправильно рассчитали время. В любом случае, это было неважно. Они установили, что Марэ больше не находится в Антверпене.

Теперь она была чужой проблемой.

•••

Незадолго до пяти утра Раутер, Де Фриз, Людтке и Вейман снова встретились в полицейском морге, и на этот раз разговор вел Вейман. “Я расскажу вам о ранах в том порядке, в каком, по-моему, они были нанесены. Позвольте мне сначала показать вам область гениталий жертвы. Я побрил лобок, чтобы вы могли видеть следы кровоподтеков над гениталиями, характерные для удара, скорее всего, акне.

- Человек, получивший удар в эту уязвимую область, инстинктивно сгибается. Его голова опускается, оставляя его открытым для удара в лицо. Это важно, если жертва выше, чем нападавший. Обратите внимание на ушибы на нижней левой челюсти, близко к подбородку. Они не особенно ярки, что позволяет предположить, что удар был нанесен не кулаком, а ладонью или пяткой ладони.

- Последствия такого удара драматичны. Он раскручивает голову на шее, вызывая серьезные повреждения связок. Когда голова поворачивается, она уносит с собой тело, так что даже большого человека можно сбить с ног. И это движение заставляет мозг постоянно стучать по внутренней части черепа. Это приводит к сотрясению мозга жертвы.

- Все, что я описал до сих пор, произошло в течение нескольких секунд: пять, самое большее десять. Жертва была застигнута врасплох. Он не нанес ни одного удара: на костяшках его пальцев не видно синяков. Теперь он лежит на земле, лежа на спине, и ему наносится третий удар. Посмотрите на верхнюю часть туловища. Обратите внимание на два ярких ушиба бок о бок. Два одинаковых предмета попали в этого человека одновременно. Скажите, старший инспектор Де Фриз, когда вы допрашивали фрейлейн Марэ, какие туфли были на ней?”

Де Фриз закрыл глаза, чтобы вызвать в своем воображении образ этих женщин, и сказал: ”Я думаю, что это совершенно обычные туфли на шнуровке".

“А ее носки и каблуки стучали по полу, когда она шла?”

“Кажется, да. Я бы никогда об этом не подумал. У всех щелкают ноги. Люди укрепляют свои подошвы, чтобы предотвратить износ.”

“Именно так. И очень жаль, что у вас нет этих туфель, потому что, если бы они у вас были, я думаю, что каблуки совпали бы с отметинами на груди жертвы.”

“"Пинок мустанга" - сказал Раутер, произнося эту фразу по-английски.

“Простите, сэр, что вы имеете в виду?- Спросил Де Фриз.

“Как мы знаем из наших допросов вражеских агентов, "Пинок мустанга" - это британский термин для двух-футового прыжкового удара, который рекомендует руководство, используемое для обучения агентов в рукопашном бою, а не один удар носком ботинка. В том же справочнике также показано, как агенты-стажеры нападают на человека, нанося ему удары сначала по яичкам, а затем по лицу ладонью, как это описал доктор Вейман.”

- Вы хотите сказать, что Мисс Марэ - британский агент?- Спросил Людтке.

“Да . . . но это невозможно. Шредер сказал правду. Мы контролируем все коммуникации между Лондоном и Голландией. Они не могли высадить агента в Голландии без нашего ведома.”

- Возможно, это объясняет, почему они послали ее в Южную Африку, а затем в Португалию, и позволили нам привезти ее в Бельгию, не сообщив никому в нижних странах о ее приезде. Я предполагаю, что Марэ, или кто бы она ни была, была послана, чтобы выяснить, что пошло не так с их предыдущими агентами. И теперь она знает о положении дел в Бельгии и Нидерландах из уст немецких офицеров.”