Война Кортни

Шафран делала подробные записи. Ей доставляло удовольствие, что каждое записанное слово давало больше информации для Бейкер-стрит. Но больше всего ее поразило то, что сейчас, слушая Грубера, она чувствовала себя совсем иначе, чем годом раньше. Тогда его описание немецкой эффективности и мощи наполнило бы ее страхом, даже отчаянием. Теперь, когда ход войны изменился, это звучало как абсурдная фантазия, безумная сказка, с которой соглашались все мужчины в комнате, не имевшая под собой никакой реальной основы.

Во второй половине дня Шредер, офицер СС, представившийся Шафран накануне вечером в Бинненхофе, занял свое место на трибуне. Его темой было решение еврейского вопроса в Нидерландах.

Речь Шредера не была ни фантазией, ни сказкой. Это был настоящий кошмар.

"Голландцы время от времени проявляют удручающую готовность к бесполезным жестам сопротивления”, - сказал он. - Политики были убиты коммунистическими убийцами. Рабочие объявили забастовку. С подобными событиями необходимо иметь дело. Мы не побоялись ликвидировать большое количество заложников, чтобы напомнить народу о глупости сопротивления. Но я могу заверить вас всех, джентльмены, - Шредер сделал паузу и посмотрел на Шафран,—и, конечно, леди . . . эти усилия сопротивления никоим образом не мешают нашей священной задаче избавления Европы от заразы еврейского влияния.”

Шредер обвел комнату водянисто-голубыми глазами. Он провел языком по своим пухлым губам, когда его глаза снова нашли ее, жест, чье непристойное намерение, хотя и не было очевидно никому другому, было слишком очевидно для нее. - Благодаря неустанным усилиям эсэсовцев и наших голландских союзников я могу теперь сказать вам, что никакая другая оккупированная территория в Западной Европе не может сравниться с нашими успехами в обнаружении, задержании и переселении евреев. Ни одного!”

Аплодисменты раздались громче, чем когда-либо в этот день. Двое или трое делегатов поднялись на ноги, чтобы выразить свою точку зрения более решительно. Шредер кивнул, и на его лице появилась самодовольная улыбка.

“Когда в 1940 году был создан Рейхс-комиссариат Нидерландов, в его границах находилось около ста сорока тысяч еврейских отбросов. Теперь это число сократилось до пятидесяти тысяч.”

На лице Шредера появилось выражение решимости-выражение генерала, готовящего свои войска к битве. - Он понизил голос. "Я говорю вам сейчас, что в течение следующих полутора лет - то есть до конца 1944 года - все евреи, кроме незначительной части, состоящей в рейхс-комиссариате Нидерландов, будут вывезены из этой страны для переселения на Восток. Голландия будет свободна от евреев!”

Шафран заставила себя встать и зааплодировать, потому что она была бы единственным человеком в комнате, который этого не сделал.

Шредер кивнул, милостиво принимая похвалу за свое достижение. Он позволил шумихе утихнуть, и зады сотрудников опустились на свои места, прежде чем добавить свою кульминацию. “И позвольте мне сказать, поскольку мы все здесь друзья, что никто из вас не должен бояться, что эти евреи займут земли, которые должны принадлежать вполне достойному Арийскому народу. И они не будут брать пищу из арийских ртов. Переселение евреев будет недолгим.”

Когда мужчины вокруг нее засмеялись, а она неуверенно улыбнулась, как будто не совсем понимая шутку, Шафран попыталась примириться с тем, что сказал Шредер. Он предположил, что голландских евреев увозят, чтобы убить. И если это было так, то так же было и со всеми другими евреями, которых грузили в поезда в Бельгии и остальной нацистской Европе.

Но в Европе, должно быть, миллионы евреев, подумала она. Неужели они действительно пытаются убить их всех? Даже нацисты не могли быть такими чудовищными . . . а они могли бы?

•••

Когда дневные слушания подошли к концу, старшие члены каждой группы были приглашены на обед к Груберу, Шредеру и другим ораторам. Когда они уже собирались уходить, Шредер подошел к Шафран.

“А, фройляйн, - сказал он с улыбкой, которая не коснулась его глаз. - Как приятно снова вас видеть.”

“И вас тоже, гауптштурмфюрер Шредер.”

- Ах, нет никакой необходимости быть таким официальным. Пожалуйста, зовите меня Карстен. В конце концов, формальные процедуры закончены, и теперь мы можем расслабиться. Может быть, вы присоединитесь к нам за ужином? Осмелюсь сказать, что вам было бы довольно скучно находиться в одной комнате с дюжиной стариков . . .”

“Вы далеко не стары, Карстен, - сказала Шафран, заставляя себя быть очаровательной. Шредер все еще мог быть ей полезен.

“Вот почему мне тоже будет скучно сегодня вечером. Если, конечно, вы не присоединитесь к нам. Я уверен, что ваше присутствие будет приветствоваться всеми.”

Марлиз будет в восторге от этого предложения, напомнила себе Шафран. “О да, благодарю вас . . . Я имею в виду, если вы уверены, что это будет нормально?”

“Конечно.”

“Но я не одета для ужина или чего-то еще.”

- Тьфу! Это не какое-то великосветское дело. Можно носить старый мешок из-под картошки и все равно выглядеть как Марлен Дитрих.”

Шафран хихикнула. - Это очень хороший комплимент.”

“С удовольствием. Не хотите ли пойти со мной в ресторан? У меня есть машина снаружи.”

“Это было бы прекрасно, но ... . .- Шафран наклонилась к Шредеру и прошептала: - Не думаю, что менеер Элиас был бы счастлив. Думаю, он предпочел бы, чтобы я поехала с ним.”

- А, понятно. Так вот оно как, а?”

- Нет! Это не походит на это вообще. Хотя, думаю, ему бы этого хотелось...”

“Ах. Шредер кивнул. Он наклонился к ней и прошептал: - Тогда нам придется быть осторожными, не так ли?”

Он положил руку на ягодицы Шафран, нежно сжал их и игриво шлепнул.

“Тогда увидимся за обедом, фройляйн, - сказал Шредер как ни в чем не бывало. Он ушел, оставив Шафран чувствовать себя беспомощной и униженной.

Возьми себя в руки! - сказала она себе. Ты опытный агент. Ты еще круче, чем сейчас!

Но в то же время она была молодой женщиной двадцати трех лет, которую облапал гораздо более крупный и сильный мужчина, который обращался с ней, как с куском мяса.

Шафран учили, как важно сохранять спокойствие под давлением. Она заставила себя отодвинуть чувства стыда и уязвимости в сторону.

На другом конце комнаты Шредер разговаривал с Элиасом. Шафран присоединилась к ним.

- А, Марлиз, - сказал Элиас, когда она подошла. - Гауптштурмфюрер Шредер сказал мне, что вы присоединитесь к нам за ужином.”

- Она снова улыбнулась. - Да, он любезно пригласил меня . . . если вы, конечно, не возражаете?”

- Моя дорогая девочка, почему я должен возражать против вашего общества за обедом?”

Шафран посмотрела на Шредера и сказала: -"Я так рада. Я очень рада возможности присоединиться ко всем вам".

- Превосходно, превосходно . . .- сказал Элиас, направляя Шафран прочь от Шредера к остальной части контингента ВНВ.

Шафран оглянулась через плечо. Шредер облизнул губы, как делал это и раньше. Шафран позволила их взглядам встретиться, прежде чем отвернулась. В ее обязанности входило выращивать кого-то, кто мог бы предоставить инсайдерскую информацию о деятельности СС в Голландии. Но в душе она думала: "Это последний раз, когда вы застаете меня врасплох, герр Шредер. И если ты попробуешь еще раз, я заставлю тебя пожалеть об этом.

•••

Шафран и других гостей отвели в ресторан, расположенный в подвале на Плаатс-Треугольной площади, недалеко от Бинненхофа. За каждым столом сидел по меньшей мере один человек в немецкой форме, и было нетрудно понять, почему. Заведение было обставлено в стиле баварской пивной, с побеленными стенами и потолком, двумя длинными рядами деревянных столов и официантками в низко вырезанных крестьянских блузах, с заплетенными в косы волосами и юбками, шуршащими по стульям гостей, когда они проходили мимо.

В группе симпозиума было четырнадцать человек, и несколько столов были сдвинуты вместе, чтобы освободить для них место. Заказывать еду не было никакой необходимости, потому что уже через несколько минут появились официантки с тарелками, уставленными сосисками, настолько набитыми свининой, телятиной и беконом, что их кожа была готова лопнуть, как жилет толстяка.

“Они сделаны здесь, на месте, с нашей собственной секретной смесью специй, - заверил своих гостей хозяин, который лично следил за тем, чтобы все было по вкусу доктору Груберу. - Мы сами коптим их над щепками, специально подобранными по их ароматическим качествам.”

Сосиски подавались нарезанными над грядкой гарнира: картофельное пюре, сдобренное сливочным маслом и сливочным голландским молоком, смешанное с мелко нарезанным луком и капустой. А еще были стаканы холодного, пенящегося "Хайнекена", сваренного всего в двадцати километрах отсюда, в Роттердаме. Сытная еда и обильное пиво быстро наполнили мужчин хорошим настроением.

Шредер был в прекрасной форме. Он настоял на том, чтобы усадить Шафран рядом с собой, что заставило Элиаса направиться прямиком к месту с другой стороны от нее. Большую часть трапезы она чувствовала себя зрительницей на теннисном матче, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, в то время как мужчины старались превзойти друг друга в проявлениях ума и остроумия, произносимых по-немецки, ибо они говорили на языке правителей.

Даже на Марлиз эти двое не произвели бы впечатления, сказала себе Шафран. Но я полагаю, что она будет чувствовать себя обязанной выглядеть так, как будто они сбили ее с ног.

Воодушевленный тем, что он считал проявлением девичьего энтузиазма, Шредер говорил о неизбежном триумфе германской военной мощи.

“Пусть вас не вводят в заблуждение наши так называемые отступления на Восточном фронте,-сказал он ей. “У меня есть достоверные сведения от друзей в Берлине-людей, которые в состоянии знать факты, - что фюрер просто играет с большевистским сбродом. Скоро мы отправим Иванов ко всем чертям.”

- Марлиз считает победу на востоке само собой разумеющейся, - сказал Элиас, желая показать, насколько он ближе к женщине, из-за которой они сражались. “Ее интересует уничтожение британцев.”

“Неужели это так?- Осведомился Шредер, понимающе подмигнув.

Шафран кивнула. “Да . . . конечно, я презираю большевиков, они всего лишь недочеловеки. Но я ненавижу англичан за то, что они сделали с моим народом, и за то, как они обращались со мной.”

“Вы бы слышали, как она осуждает зло англичан, - сказал Элиас. “Могу вас заверить, Шредер, что у нашей Марлиз за этим хорошеньким личиком скрывается блестящий умишко.”

“О, пожалуйста, Герр Элиас, не дразните меня!- Шафран хихикнула. Она повернулась, чтобы посмотреть на Шредера и сказала: “Он не имел в виду. Я обычная, простая девушка.”

Элиас пристально посмотрел на Шафран, а затем перевел взгляд на Шредера, который улыбался с похотливым самодовольством.

“О да, - сказал Элиас, забыв о своем обычном раболепии по отношению к немцам, - вы можете возглавить Голландию в том, что касается поимки евреев. Но мы в Бельгии знаем, как ловить шпионов.”