Война Кортни

“Не говоря уже о том, что он и его напарник были одолены женщиной . . .”

“Правильно . . . Так вот, нехорошо, когда правосудие нарушается или извращается. На самом деле это преступление. Но это была случайная стрельба. Никто из публики не пострадал, и единственный человек, который мог бы подать жалобу, - это ты . . .”

- А я не собираюсь этого делать.”

“Я предлагаю устроить Доуи настоящие полицейские похороны, как и подобает человеку, застреленному при исполнении служебных обязанностей ворами, которым он помешал совершить преступление. Мы отправим Пита в Коффифонтейн. Это удержит его в стороне, и он вряд ли будет жаловаться на это, если все другие обвинения против него таинственным образом исчезнут. Мы выясним, кто отдавал приказы полицейским, и предполагаем, что его отставка по состоянию здоровья, на полную пенсию, естественно, была бы хорошей идеей. И, привет - ничего, ничего не случилось.”

Шафран улыбнулась своему кузену. - А люди говорят, что я хладнокровна и расчетлива . . .”

Шаса ответил пиратской ухмылкой. - Чепуха! Ты самое очаровательное создание в мире. Но ты же Кортни . . . и ты знаешь, какие мы.”

- Жулики и негодяи, все до единого.”

“Мы разобрались с моим концом. А как насчет твоего?”

“Мне пора незаметно удалиться. Утром я сяду на первый поезд до Кейптауна. Это должно помочь мне прийти к обеду в понедельник. У меня есть все вещи Марлиз Марэ в Велтревредене. Я возьму их и постараюсь к вечеру добраться на лодке до Уолфиш-Бей.”

“Я позабочусь, чтобы в Кейптауне тебя ждал шкипер. И не ходи к матери домой. Наверное, лучше не впутывать ее в это дело. Я прослежу, чтобы все было собрано и доставлено на твою лодку.”

- Спасибо, Шаса, ты просто прелесть.”

- Держись! - сказал он, когда его осенила мысль. “А как насчет фотографий, которые были сделаны сегодня вечером - они тебе не понадобятся?”

- Пошли их на почту в Уолфиш-Бей. Я заберу их оттуда. А теперь могу я попросить тебя об одном последнем одолжении?”

“Конечно, все, что тебе нужно.”

“Есть ли в доме пишущая машинка? Мне нужно написать письмо, подписанное Ван Ренсбургом. Для Марлиз это могло иметь огромное значение.”

***

Армейским офицером, который был свидетелем антигитлеровской речи Герхарда и записал его имя для дальнейшего использования, был полковник Генрих граф фон Сикерт. На следующий день он позвонил старому школьному другу, служившему в штабе четвертого Воздушного Флота, и навел справки о Герхарде. Через несколько дней его друг перезвонил и сообщил о своих находках.

Фон Сикерт не находил семейное происхождение Герхарда столь впечатляющим, как это могли бы сделать некоторые. Для человека его аристократического прусского происхождения фон Меербахи были новичками в мире богатства и социальных привилегий. Однако военный послужной список Герхарда был безупречен и идеально подходил для целей фон Сикерта. Он решил навести дополнительные справки среди своих знакомых в Берлине и Мюнхене.

В начале марта у него появилась возможность поделиться своими открытиями с единомышленником.

После катастрофических декабря и января ситуация неожиданно повернулась в пользу Вермахта. На юге генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн руководил серией бронетанковых атак, выполненных с энергией блицкрига, которые вернули большую часть территории, захваченной русскими после Сталинградской битвы. Теперь фон Манштейн готовил новую кампанию, и фюрер прилетел в украинский город Запорожье, чтобы использовать то, что он считал своим уникальным военным гением, на следующем этапе операций.

В улучшившемся настроении у присутствующих офицеров появилось больше времени для общения. Это позволило фон Сикерту переговорить с другим старым другом, штабным офицером по фамилии Клейнхоф из группы армий "Центр". Они вооружились шнапсом и сигаретами и нашли пару кресел, спрятанных в углу приемной.

“Кажется, я нашел возможного рекрута, - сказал он. - Человек по имени Герхард фон Меербах.”

“Один из фон Меербахов, которые делают двигатели?- Спросил кляйнхоф.

- Да, младший брат нынешнего главы семьи.”

“Ты имеешь в виду эту жирную свинью Конрада? Вы уверены, что ваш человек на нашей стороне? Старший брат-несгибаемый эсэсовец. Он был главным подхалимом Гейдриха, и теперь его толстый череп протаранил зад Гиммлера.”

“Мне сообщили, что эти два брата никогда не были близки. Молодой Герхард никогда не проявлял энтузиазма по поводу вечеринки. Он был студентом-архитектором, более левым, богемным типом. Но затем что-то случилось, никто точно не знает, что именно, но внезапно Герхард присоединился к партии и работал в архитектурной практике Шпеера.”

“Он не смог бы получить эту работу, если бы не имел официального разрешения.”

“Именно так. Но даже тогда у многих создалось впечатление, что этот хороший нацистский акт был разыгран напоказ”,-сказал фон Сикерт. - Они решили, что брат Конрад настоял на этом ради семейного бизнеса.”

Кляйнхоф кивнул. - Все были заняты этим. Сталелитейные компании, Крупп и Тиссен, а также все их друзья как сумасшедшие облизывали нацистов. Неудивительно: государство было их крупнейшим клиентом.”

- С другой стороны, вполне возможно, что фон Меербах был искренен в своих убеждениях, пока не увидел, что происходит здесь, в России.”

- Видит Бог, этого достаточно, чтобы изменить чье-то мнение.”

- Он был под Сталинградом, прямо во время кампании. Фон Рихтгофен вывел свой последний самолет только в середине января.”

“Он должен считать, что ему повезло выжить.”

“Ну, в том-то и дело. Я случайно оказался в баре в Таганроге около месяца назад. Там был фон Меербах. Насколько я понял, он недавно узнал, что его ведомый умер от ран, полученных под Сталинградом. Потом подошел какой-то дурак пехотинец и назвал его трусом.”

“Я выпорю любого, кто скажет мне такое.”

- Фон Меербах этого не делал. Но он вложил в него свои слова, уверяю вас.”

Фон Сикерт подробно изложил все, что сказал Герхард, стараясь говорить как можно тише. Вряд ли стоило подслушивать, когда фюрер находился в том же здании.

“Ты уверен, что это не просто выпивка говорила?- Спросил Кляйнхоф.

“Нет. Фон Сикерт покачал головой. “Я рассматривал такую возможность. Но, во-первых, фон Меербах не был настолько пьян. Может быть, немного напряженный, и он злился, что его оскорбили. Но он знал, что говорит. Это было видно по тому, как он оглядывался вокруг, почти осмеливаясь не согласиться с ним.”

“И они это сделали?”

- Даже не шепотом.”

“Что говорит что-то слишком, вы знаете.”

- Согласен. Но фон Меербах произвел на меня впечатление человека, который говорил то, что уже давно было у него на уме, и плевать хотел на последствия.”

“Ну, если это правда, - сказал Кляйнхоф, - тогда я согласен, что за ним стоит проследить. Вот что я вам скажу: когда я вернусь в штаб, я поговорю с Хеннингом фон Тресковым, и мы посмотрим, сможем ли мы найти способ поместить его и этого фон Меербаха в одно и то же место в одно и то же время. Хеннинг скоро выяснит, является ли он вероятным союзником.”

“Было бы полезно, по крайней мере в пропагандистских целях, иметь такого человека на нашей стороне. Публика обожает своих асов-истребителей.”

“И если мы уберем старшего брата, он, вероятно, тоже сможет использовать свои деловые ресурсы за нами.”

“Передайте привет Хеннингу, когда увидите его, - сказал фон Сикерт, когда оба мужчины поднялись на ноги. - И за Фриду тоже.”

“Конечно, - заверил его Кляйнхоф. Он огляделся и покачал головой, прежде чем заметил: “странно, не правда ли, говорить так, когда он так близко?”

- Да, - согласился фон Сикерт. “Я спрашиваю себя, почему бы мне не избавить всех от лишних хлопот и не избавиться от него прямо здесь и сейчас.”

Кляйнхоф устало улыбнулся. - Каждый спрашивает себя об этом, и он это знает. Вот почему они забирают у нас оружие прежде, чем мы приблизимся к нему.”

- Но ведь не так уж трудно протащить его контрабандой.”

- Успокойся, Хейни. Так оно и будет. Нам предстоит многое спланировать. Но я обещаю вам, что в конце концов этот человек получит по заслугам.”

•••

В кабинете, расположенном в центре Лиссабона, за столом в дальнем конце комнаты, рядом с консульством Рейха, сидел человек и что-то писал в блокноте. Он поднял голову, все еще держа ручку в правой руке, и заметил, что напротив него сидит женщина.

Она была одета в убогое платье, нуждалась в горячей еде, ванне и хорошем сне. Хотя она была достаточно хороша собой-под всем этим-с длинными ногами и поразительными голубыми глазами. Мужчина вернулся к своей работе.

Через несколько мгновений старший чиновник перестал писать. Он посмотрел прямо на женщину. Это был коренастый мужчина с жестким, скептическим взглядом.

“А тебя как зовут?- сказал он.

“Марлиз Марэ, - ответила женщина.

“Я заместитель генерального консула Шефер.”

Женщина не верила, что Шефер был консулом. А ты кто такой? - подумала она. Абвер? СД? Гестапо? Что-то грязное, это точно.

“Я нахожусь в необычной ситуации, - продолжал Шефер. "Весь день мы имеем дело с евреями, дегенератами и преступниками, которые пытаются избежать правосудия в Рейхе, приезжая сюда, в Лиссабон, и загрязняя улицы, пока они ждут способа уйти. Но вот очаровательная молодая женщина, идущая в другую сторону. Она не ищет ничего, кроме шанса попасть на оккупированные территории Рейха.”

- Совершенно верно, заместитель консула. Я хочу исполнить свой долг.”

Шефер пожал плечами. “Эта фотография. Женщина на ней - это явно вы сами. Человек, рядом с которым вы находитесь, - это Йоханнес Ван Ренсбург, лидер Оссевабрандвага?”

- Да, это Ван Ренсбург, - сказала она.

Шефер кивнул. Он снова посмотрел женщине в глаза, не сводя с нее пристального взгляда. - Вот два письма. На одной стоит подпись Ван Ренсбурга. Другая, судя по всему, написана старшим обер-офицером по фамилии Форстер его же почерком. Должен ли я верить, что они подлинные?”

“Да, сэр, я восхищаюсь этими двумя людьми.”

- Англичане сошли с ума, - сказал Шефер. - Почему заключенные вообще пишут письма?”

- Они слабы. Вот почему они проиграют, - ответила она.

Шефер откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. Он собирался поиграть с ней в кошки-мышки. Она почувствовала отвращение к его доминированию, жестокой ухмылке, которая расползалась по его лицу. Ей хотелось свернуть ему шею.

Она должна была забыть эти мысли. Они принадлежали Шафран Кортни, но ее звали Марлиз Марэ. Ее жизнь может зависеть от того, насколько хорошо она сыграет эту роль.

“Откуда ты знаешь Ван Ренсбурга?”

Шафран старалась держаться как можно ближе к правде. “Я не знаю. Мы никогда не встречались до той ночи. Но я думаю, что он замечательный человек, который понимает, что нужно нашей стране и почему она никогда не сможет добиться успеха, пока черные и евреи имеют хоть какое-то право голоса. Я слышал, что он собирается на вечеринку в Туккис, поэтому попросила друга взять меня с собой в качестве гостя. Я хотела поздороваться с доктором Ван Ренсбургом, но был слишком напуган, чтобы сделать это. Потом я сказала себе, что не надо быть такой глупой, и подошла к нему. Мы немного поговорили, а потом появился мужчина. Он фотографировал всех гостей. Он взял этого одного из нас.”