Я увожу к отверженным селениям. Том 2.Земля обетованная

Но майору оно не попадет... Он обозлится и отомстит Рите и

всем... Живешь — боишься, умираешь тоже со страхом... Как

быть, если придут брать? Открыть дверь? Лучше не думать

о том, чего нет... Спать, доктор... Вы три ночи без сна... Много

и для старухи... Рассветает... Усну... Силы нужны... Зачем?..

Но это последнее «зачем» отодвинулось во тьму и спрята лось в ней, как прячется в чаще леса охотник, стерегущий

добычу. Мысли тоненьким ручейком плыли в широкую реку

сновидений. Ударившись о волны ее, ручеек расплескался раз ноцветными брызгами, а река, сотканная из причудливых обра зов, бесшумно и стремительно мчалась в таинственную глубину

неизведанного мира, туда, куда не долетает голос человека, где ни единый звук не нарушает покоя беспечной страны снов.

Любовь Антоновна шла по голубому полю, и цветы, и трава, и

теплая земля под ногами излучали прозрачную голубизну, уди60

вительно нежную и мягкую. Летнее небо, разбуженное светом

ранней зари, где-то далеко-далеко сливалось с цветущей зем лей. Широкие чашечки прозрачных цветов касались рук Лю бови Антоновны. «Какие высокие цветы, — удивлялась она.

Почему они все голубые?» И странное дело: Любовь Антоновна

раздвоилась. По полю шла она, а рядом с ней шла тоже она, одетая в скромное черное платье. Та, другая, внимательно при сматривалась к Любови Антоновне, разглядывала каждую мор щинку ее лица и даже чуть заметное родимое пятнышко на

шее. Любовь Антоновна знала о мыслях той, другой. Она чита ла их, как открытую книгу. «Мама умерла», — прошелестел

голос двойника. «Убили», — подумала Любовь Антоновна. «Уби ли, — как эхо повторил двойник. — Ты всегда хочешь быть

права... Ты сделала перевязку ему». Любовь Антоновна поняла, что двойник говорит об убийце матери. «Мы вместе делали, — возразила Любовь Антоновна. — Ты — это я, а я — это ты».

«Неправда, доктор! Я похожа на тебя, но не во всем. Я роди лась вместе с тобою, но тебя видят все, а меня никто. Я запре тила тебе помогать убийце, а ты меня не послушала». «Запре тила! — закричала Любовь Антоновна. — Ты остановила мои

руки, когда они бинтовали его?» «У меня нет сил схватить

тебя за руку, — возразил двойник. — Я — только совесть, неви димая людям. Я просила тебя не помогать Гвоздевскому». «Его

уже нет». «Но он жил по твоей воле, посмотри, что он сделал».

Перед глазами Любови Антоновны возник человек. В правой

руке он держал отрубленную кисть и что-то напевал вполголоса.

Рядом с ним стоял худой и черный мужчина. Он заливался

смехом, а чья-то рука, только одна рука, без туловища и голо вы, вырывала у незнакомца волосы, прядь за прядью, и броса ла их вверх, навстречу восходящему солнцу. Приплясывая и

кривляясь, к ней шел пухлый мальчишка, выкрикивая на ходу: «Женитесь на мне!» и толпа людей. Они кричали, их голоса, высокие и низкие, грубые и пискливые, слились в единый

вопль: «Жи-и-и-ть! Жи-и-и-ть!» И Катя... она протянула Любови

Антоновне кусок изъязвленного легкого, хотела что-то сказать

— и исчезла. «Все это сделала я? — в ужасе спросила Любовь

Антоновна. — Неужели ни одного доброго дела?! Я никому не

помогла?» «Прочь! — прогремел чей-то голос и двойник исчез.

— Это не совесть твоя, а твои заблуждения. Ты мучаешь

61

себя, а ты — доктор милостью Божьей. Забудь об этих призра ках... Они не твои... Взгляни, что ты сделала». Любовь Антонов на увидела ребенка. Он полз к ней, тянул руки, бессмысленно

пускал пузыри. А рядом с ним стоял мужчина, высокий, свет ловолосый, со счастливым смехом он смотрел на ребенка. «Этот

бы ребенок не родился, — сказал голос, — если б ты не спасла

его отца. Взгляни на других». Толпа людей окружила доктора

со всех сторон. Среди них были хмурые, озабоченные, печаль ные и равнодушные, но многие, очень многие, смеялись беспеч но и счастливо, как тот, светловолосый. И все они протягивали

к ней руки, просили подойти к ним. Среди них были Рита и

Катя, но теперь Катя протягивала доктору охапку душистых

цветов, а Рита держала в своей маленькой ладони крохотную

незабудку и шептала: «Это вам, доктор. Будьте мне мамой».

И дети... Весело смеясь, они бежали к ней, переступали запрет ную черту, ее не могли перейти взрослые. Они обступили Лю бовь Антоновну, тормошили ее, радостно вскрикивая: «Поиграй

с нами, бабушка! побегай! догони!..» И, весело галдя, мчались

по полю и вновь возвращались к ней. «Это дети тех, кого ты

спасла, за кого мучилась в лагере». «А где же Вадик? — спро сила Любовь Антоновна. Но невидимый голос ничего не отве тил. — Его нет в живых? Последнюю былинку вырвали из

сердца. А я? Я? За что я приговорена жить?» «Ты нужна, док тор! Нужна другим, — снова заговорил голос. — Ты сильная».

«Освободите меня от жизни», — умоляла Любовь Антоновна.

«Взгляни сюда!« — приказал голос. Доктор увидела, что к ней

идет Рита. Она подходила все ближе и ближе, и вдруг голубые

цветы, что покорно стлались у нее под ногами, вытянулись, и стебли их безжалостно хлестнули Риту по лицу. На щеках

Риты остались кровавые полосы. «Они пыот кровь! — крикну ла Любовь Антоновна. — Цветы-кровопийцы!» Любовь Анто новна шагнула к Рите. Цветы отпустили девушку. И снова

ребенок. Он ползет по полю. И вдруг лицо его синеет. «Спаси те ребенка, доктор! — приказал голос. — И ее». Любовь Анто новна увидела девочку лет семи с коротко остриженными во лосами. Она бежала вприпрыжку по полю, а стебли цветов

схватили и опутали детское тельце. «Кто они?» — спросила

Любовь Антоновна. «Нерожденные дети. Их нет и не будет, если умрете вы. Велико наказание жить так, как живете вы,

62

но велика и награда. Вы дарите жизнь людям». И властный

голос приказал ей взглянуть на цветы. Из каждой чашечки

выглядывала искаженная морда. Между цветами идут люди.

Одних она встречала когда-то, по ту и по эту сторону колючей

проволоки, других не видела никогда. Глаза у людей закрыты.

А зубы чудовищных цветов впиваются в грудь и шею идущих.

Сладострастно визжа, они грызут живые тела, чавкают, жуют, глотают, давятся и снова грызут. Кто-то из чудовищных морд

насытился или устал. Они старательно размалывают зубами

каждый кусок, вырванный из трепещущего от боли тела. Люди

кричат, беспомощно машут руками, но они не видят, кто тер зает их, и быот друг друга. Гулкие удары разносятся по полю, а люди остервенело избивают людей, безумея от гнева. Цветы-убийцы с тупой радостью смотрят на драку. «Ха-ха-ха-ха!» — гулко и раскатисто смеется чудовище, то, что совсем рядом

с Любовью Антоновной. «Хо-хо-хо-хо-хо!» — жирным басом

подхватывает второе. «Хи-хи-хи!» — тонко и заливисто смеются

головы цветов. Стебли их мелко дрожат, а лепестки, проворные

и гибкие, как паучьи лапки, хватают людей, тянут к себе, душат

и швыряют в толпу слепых. Искалеченные люди с яростью

набрасываются на своих собратьев, рвут и топчут их на части.

Лица людей вытягиваются, это не лица, а безобразные злобные

морды. Лепестки чудовищных цветов щедро дарят новорожден ным мордам куски людского мяса, а те, кто недавно был

людьми, сперва робко и с омерзением, жуют плоть человеческую, а потом на их обезображенных губах расплываются сытые

улыбки, глаза наливаются кровью и злобой, тело вытягивается

стеблем... Ряды людей редеют, а цветы-кровопийцы вырастают

там, где была голая поляна. Любовь Антоновна бросилась к

чудовищам, глаза ее открыты. Если ударить по стеблю, то

голова убийцы покатится по земле. «А-а-а-а!» — взвыли морды, увидев Любовь Антоновну. Они тянутся к ней. Когда сотни и

тысячи их сплетены в один клубок — они могучи. Но каждый

в отдельности труслив, слаб, беспомощен. «Не гуманно! — во пят они, увидев, что Любовь Антоновна смело ударила по од ному из стеблей. — Мы убьем тебя!» — чудовища плюются, пытаются схватить ее, но она ускользает. Но вот сзади ее обхва тывают лепестки. Они жадно тянут доктора к себе, и поле

дрожит от торжествующего рева. «Закрой глаза! Закрой!»

«Пусть открывает шире!»

63

ПРОБУЖДЕНИЕ

— Откройте, Ивлева! Откройте! — и Любовь Антоновна

проснулась. Чей-то голос, Любовь Антоновна спросонья не уга дала чей, нетерпеливо повторял за дверью: — Откройте, Ивле ва! Я вам приказываю!

«Майор» — узнала Любовь Антоновна. Она услышала, что

кто-то настойчиво советует:

— Прикажите сломать дверь, товарищ майор.

...За мной... Гвоздевский умер... Уже день... Игорь не велел

открывать. Они обозлятся и приведут из землянки всех... При ведут ли? Нет. Майор уверен, что я просила за них только

ради передачи и кольца... Вышвырнуть кольцо в окно?.. На

окнах решетки... Скорее сломают дверь... А кольцо? Может, они набросятся на него и забудут обо мне? Майору оно почти

не нужно... Делиться с надзирателями хлопотно и мало выго ды... что если... Да-да... Они найдут меня мертвой... успокоятся...

В суматохе забудут о землянке...

— Не валяй дурака, Ивлева! Открывай! На этап пойдешь!

— гремел за дверью голос майора.

...Что с Андреем?.. Он думает, рвутся к нему... Сломаны

ребра, рука... Он ждет, когда добьют... Открыть двери? Мне

вывернут руки, сорвут одежду и протащат по всей зоне...

— В последний раз спрашиваю: не выйдешь добровольно?

нет? Выволокем! — предупредил майор, яростно трахнув ногой

в дверь.

...Где ж е Игорь?.. Задержали на вахте?.. Струсил?.. Обма нул?.. Трах!

Трах! Трах! — Дверь содрогнулась от сильных и частых

ударов.

...Обозлятся и набросятся на Андрея... Как он там?.. Ждет...

Вспомнят о землянке и всех пятерых вернут в зону... Рита

64

умрет... И Катя... Елена Артемьевна не выдержит... Лида на делает глупостей... Ефросинья? — Она обречена...

— Дверь толстая, товарищ майор, ногами не вышибешь.

— Тащи лом, отожмем!

...Затихли... Надолго? Игорь не обманул... Наверно, ему не

дали поговорить с Орловым... Лучший выход — покончить с

собой и перед этим открыть дверь... Приказ Орлова выполнят, и они успокоятся... Им тоже такие приказы обходятся не деше во... Приходится платить... Чем? Зачем мне знать, чем и кому