Before The Dawn

Деревня Скрытого Дождя

Дорога заняла пять дней.

Пять долгих, ужасных, мучительных дней. Кажется, что Харуно никогда еще в своей жизни не была так счастлива увидеть конкретное место.

Справедливости ради, рассуждает Сакура, предлагая охранникам у ворот разрешение на пересечение границы — одну уцелевшую водяную лилию оригами, сложенную самой Конан: золотую бумагу с ее личной печатью. Это уже не тот жалкий, полуразрушенный город-призрак, каким был раньше, два с половиной года назад. Под руководством Пейна и Конан Дождь определенно расцвел. Каждая дорога и переулок были полностью, безупречно заасфальтированы, а полуразрушенные развалины, которые раньше служили гражданским жильем и различными витринами магазинов, были заменены элегантно выглядящими зданиями с несомненно сложной архитектурой и дизайном. Сам город несколько расширился — это жилой район, а значит ночью здесь довольно темно, но через несколько кварталов ирьенин может различить сияние огней вдалеке.

Это место было таким незнакомым и отталкивающим, когда она впервые увидела его, но теперь ноги Сакуры, кажется, сами несут ее по боковой дорожке деревьев и уединенной тропинке, ведущей к большому полю, под которым расположена штаб-квартира Акацуки. Под ногами девушки по меньшей мере пять дюймов грязи. Даже ботинки на толстых каблуках немного проваливаются, из-за чего розововолосая куноичи морщится, с трудом пробираясь к середине поля. Последние пять дней безостановочно лил дождь. Она насквозь промокла, и к настоящему времени грязь, вероятно, каким-то образом химически связалась с ее телом. Как бы то ни было, это все еще ужасно позорное место. К счастью, Конан в течение прошлого года умоляла Пейна, чтобы Акацуки рассмотрели возможность переноса штаб-квартиры в видимое место, но он сказал, что потребуется по крайней мере шесть месяцев, чтобы собрать необходимые средства.

Сакура останавливается в середине поля, прямо над тем местом, где должна располагаться кухня, с опаской глядя на землю. В такие моменты Итачи всегда был рядом, но куноичи знает, что Пейн и Конан добавили ее сигнатуру, чтобы она без проблем могла преодолеть барьер. Тем не менее, ирьенин испытывает мгновение оцепенелого трепета, когда зажмуривает глаза и изо всех сил концентрируется, а затем…

Возникает странное покалывание по всей длине позвоночника и внезапное, ошеломляющее ощущение головокружения. В течение секунды Харуно заставляет себя открыть глаза, смутно отметив, что прислоняется к стене, чтобы сохранить равновесие, и не видит ничего, кроме туманных, плавающих фиолетовых пятен, контрастирующих на фоне кромешной тьмы.

— Сакура.

Голос мягкий, безмятежный и знакомый. Зрение Сакуры проясняется, и Конан уже вкладывает ей в руки теплую чашку с чем-то ароматным и дымящимся. Правая рука Лидера одаривает гостью нежной улыбкой, будто нисколько не удивлена, став свидетельницей внезапного и импровизированного возвращения пропавшей участницы организации, с которой стекает целая река воды и мерзкой грязи на чистые полы из темного дерева.

— Спасибо, — бормочет ирьенин, смущенно встречаясь взглядом с Конан. — Я…

— Я знала, что ты вернешься, — заявляет основательница Акацуки в своей обычной спокойной, безапелляционной манере. Посчитав, что Сакура относительно устойчиво стоит на ногах, она отступает назад, возвращаясь к плите, где, по-видимому, была занята до этого. — Онигири с умебоши, я полагаю? Ты, должно быть, невероятно голодна.

Сакура ставит чашку с апельсиновым чаем на столешницу, рассеянная и неспособная уделить даже самое короткое мгновение, чтобы насладиться долгожданным теплом и сухостью кухни. Она не испытывала ничего подобного за последние пять дней. — Конан, прости, но мне нужно увидеть Итачи…

Внезапно что-то холодное и стальное упирается ей в спину, и каждый мускул в измученном теле ирьенина напрягается, после чего она медленно поворачивается.

— Кисаме, пожалуйста, — бормочет Конан, не отрываясь от тщательного приготовления риса так, как любит Сакура. — Избавь нас от очередного спектакля. Она и так достаточно натерпелась.

— Чушь собачья, — рычит Хошигаки, однако тянет Самехаду назад, хотя и неохотно. Он свирепо смотрит на розоволосую куноичи, которая спокойно встречает его взгляд, не испуганная ростом почти в два с половиной фута. У девушки было много времени подумать по дороге сюда, и она предполагала подобное развитие событий. За последние два года у них с Кисаме сложилась своего рода дружба… Но отношения Кисаме с Итачи бесконечно крепче, о чем Харуно всегда знала.

Они оценивают друг друга в течение нескольких долгих мгновений, прежде чем Кисаме, наконец, заговорил. — Какого черта ты так долго, куноичи? — Грубо спрашивает он. — Неужто, ты думаешь, что можешь вернуться после того, что натворила…

— Я совершила ошибку, — шипит в ответ Сакура, выпрямляясь во весь рост. — Я не собираюсь за это извиняться, но я смирилась со своей жизнью и сделала свой выбор. А теперь дай мне пройти.

Хошигаки оценивающе оглядывает девушку, которая с удовлетворением видит, как расширяются его глаза, заметив отсутствие протектора Конохи, закрепленного в волосах или на лбу. — Все с тобой ясно, — наконец комментирует шиноби, все еще выглядя несколько ошеломленным.

Он отходит в сторону, и, в последний раз оглянувшись на Конан, которая одаривает ее легкой, ободряющей улыбкой, Сакура выходит из кухни, не в силах унять внезапно учащенное биение своего сердца. Однако вместо того, чтобы остаться в стороне, Кисаме следует за ирьенином. — Прости, — резко говорит нукенин, не глядя на нее. — Я просто…

Девушка тоже упрямо смотрит вперед. Интерьер штаб–квартиры претерпел драматические изменения после смерти Мадары — коридоры, некогда черные как смоль и довольно угрожающие, тепло и ярко освещены мягкими шарами золотого огня чакры. — Как он? — Не менее резко спрашивает куноичи, стараясь, чтобы голос звучал хотя бы немного спокойно.

— Ужасно, — коротко отвечает Кисаме. — Ни разу не выходил за пределы штаб-квартиры. Он и Конан являются официальными политическими и дипломатическими советниками Лидера, поэтому Итачи загрузил себя бумажной работой, чтобы оставаться занятым. Достаточно трудно заставить его поесть — несколько дней он питался исключительно чаем, пока Конан не начала приносить поднос еды. — Бывший шиноби Тумана бросает взгляд в ее сторону. — Я пытался уговорить его пойти со мной на задание на следующий день в память о старых временах и все такое, но у меня такое чувство, что он всегда беспокоился, что ты можешь прийти в любое время, а его не окажется в штабе.

Эти слова — словно физический удар, и Сакуре приходится на мгновение закрыть глаза, пытаясь сохранять спокойствие. — О, — все, что получается вымолвить. Ее голос в миллион раз тише, чем хотелось бы.

По-видимому, сжалившись над девушкой, Кисаме грубо похлопывает ее по плечу, остановившись возле нужной комнаты. — Итачи сейчас разговаривает с Лидером о каком-то договоре с Конохой, — объясняет Хошигаки, прежде чем отвернуться. — Он должен вернуться примерно через полчаса или около того.

Сакура изо всех сил старается изобразить какое-то подобие улыбки. — Спасибо тебе, Кисаме.

Повернувшись к ней спиной, ниндзя-мечник небрежно поднимает одну руку. — Без проблем, малыш. Хорошо, что ты вернулась.

Сакуре требуется некоторое время, чтобы найти ключ от комнаты Итачи в кармане. В следующую секунду она входит в пустое помещение, осторожно щелкая выключателем сбоку от двери.

Помещение пахнет им и чаем. Внезапное ощущение заставляет грудь Харуно сжиматься от чистой ностальгии, оглядывая комнату. Первое, что ее поражает, — повсюду разбросана бумага, большие аккуратные стопки черновиков различных международных договоров расположены по всему рабочему столу и в ножках кровати. Вокруг расставлено несколько недопитых чашек чая, но куноичи все равно пробирается к краю его кровати, проклиная свою промокшую, грязную одежду.

Девушка опускается на нее, нежно проводя руками по темно-красному одеялу. По чистому совпадению, следующее, на чем задерживается изумрудный взгляд, — прикроватный столик Итачи.

Он совершенно пустой, если не считать их фотографии, сделанной около полутора лет назад, когда они проходили через переполненный городской рынок. Сакура была единственной, кто заметил маленькую фотобудку и, казалось бы, бесконечное количество гражданских подростковых пар, которые внесли небольшие суммы денег, чтобы исчезнуть за черными занавесками и появиться примерно через минуту, хихикая и сжимая в руках две одинаковые полоски пленки, каждая с четырьмя отдельными фотографии.

Затратив немалые усилия, она затащила крайне раздраженного Итачи в фотобудку, о которой шла речь, громко заверив, что это будет весело.

У Сакуры где-то есть ее фотопленка, аккуратно сложенная в любимый роман, который покоится на дне сумки. Девушка предполагала, что Итачи сжег свой экземпляр при первой же возможности.

Она была одета в ярко-желтое летнее платье и каким-то образом убедила Итачи отказаться от своего обычного черно-серого гардероба, чтобы купить абсолютно великолепную изумрудно–зеленую рубашку с рукавами до локтя. Возможно, именно поэтому он был в таком плохом настроении в тот день. Первые три кадра состоят из того, как она бросает в камеру застенчивые, очаровательные взгляды и не менее милые позы, одновременно пытаясь заставить Учиху изобразить что-то, кроме убийственного взгляда, направленного в ее сторону. Последний кадр запечатлел именно тот момент, когда Сакура потеряла надежду, набросилась на колени потрясенного Итачи и запечатлела очень нежный поцелуй на его губах.

(«Я люблю тебя, Итачи-кун!» — громко и озорно провозгласила куноичи, обнимая мужчину за шею так крепко, как только могла. Итачи чуть ли не вцепился ей в спину и приказал слезть самым устрашающим тоном. В результате борьбы оба чуть не упали с крошечной скамейки в фотобудке.)

Сакура отводит взгляд от фотографии — смотреть на нее слишком больно, но рядом с рамкой лежит ее перчатка и обручальное кольцо.

Фотография, перчатка и кольцо были последним, что он видит каждую ночь, и первым, что видит каждое утро.

Она пытается не заплакать, но каждое событие последнего месяца настигает Харуно, в, должно быть, самой запоздалой реакции за все время. Физический, умственный и эмоциональный стресс и истощение последних пяти дней, потеря Итачи, уход из Конохи, отказ от карьеры куноичи. Ко всему прочему, девушка скучает по Наруто, Саске и друзьям, особенно по Итачи, что это причиняет боль. Осознание собственной глупости и… Она никогда не думала, что причинит ему такую боль.

Сакура не полностью осознает, что падает на подушку, но какая-то ее часть ощущает, как она тянется, берет кольцо слегка дрожащей рукой и надевает на палец.

Только тогда бывшая куноичи Конохи позволяет себе плакать, пока не уснет.

Харуно просыпается в ту секунду, когда он садится рядом, пятнадцать минут спустя.