Пират по особым поручениям

Музыка явила вихри ветра и чёрно-сиреневые тучи, - словно сама тьма надвигалась на землю, которая затаилась, вздрагивая от слепяще-белых вспышек молний. Что-то грозно следовало за стеной туч, отчего ещё яростней хлестали землю ледяные плети дождя, как будто застивший всё мрак скрывал сполохи зарева. Холодные злые вихри взлетали снова и снова, всё выше - и отлетели вдаль, только в темноте остался низкий глухой рокот. И земля вздохнула.

Её вздох лился в печали светившейся сквозь шум дождя мелодии, - и мне стало горько оттого, что я не смогу запомнить, передать хоть малую частицу этой красоты... Не переживай, люди - народ талантливый, а музыка эта не принадлежит ни элиа, ни этой планете, она принадлежит всему миру, и находятся гении, способные улавливать из неведомых простым смертным высоких сфер эти неземные гармонии... Ты ещё можешь думать среди всего этого, - уже хорошо.

Завесу тьмы прорвали несколько смелых лучей солнца, вокруг меня в них мерцали радостные брызги, кружили, проносились дальше... Но лучи опять погасли, на мир медленно опустилась тишина...

Низкий пламенный рокот заставил землю снова вздрогнуть. Ледяные вихри взметнулись до самых туч, - тишина приснилась, почудилась, её никогда не было, ещё больше тревога захлестнула душу, а то, невидимое, стремительно приближалось, чёрный всесильный смерч летел на грозовых крыльях, и ничто не в силах было его остановить, он пригибал, склонял, ставил на колени... Две последние огненные стрелы пронзили небо - и землю.

Музыка окончилась, и я обнаружила, что стою на коленях. После мрака видения огонь факелов в храме нестерпимо резал глаза, а закрыть их можно было разве что руками. Поднимась, я пошатнулась: немыслимый танец отнял страшно много сил. Здесь правил Орден, который решил вот таким способом избавиться от врага, - и меня пронзил страх не выдержать этой нескончаемой ночи. Освещение снова изменилось, я ждала, что будет дальше, и всё тело била дрожь.

Вознесшиеся жёсткие тёмные аккорды откинули широкий занавес и смолкли, оставив осенний пейзаж, такой знакомый и всё же чужой, и странные намёки на что-то, - как будто издали, из глубины времён доносились удары молоточков, мерно и долго звеневшие среди настороженной тишины. Потом звон умолк, и передо мной стали проходить лица, - то испуганные, то злые, то нечеловечески страшные, взгляды их были устремлены куда-то вниз. Наконец явилось и то, на что они смотрели: маленькая, но слепяще-яркая, таящая свою мощь искра, чей нестерпимый блеск мешал разглядеть её истинные очертания. Сквозь этот блеск просвечивали давние жестокие битвы, мелькали, словно тени, чьи-то фигуры, последним в этом ряду возникло лицо Стелли, я удивилась, но все пропало, и пейзаж поздней осени, появившийся с самого начала, ожил.

Что-то беспокойное чувствовалось в этой осени, в порывах ветра, а среди вечерних сумерек за лесом притаились окошечки домов, - маленькие, светящиеся домашним, ласковым, тёплым светом... Внезапно одно из них приблизилось, рама и занавески исчезли, и в уютной комнате с низким потолком я увидела Стелли.

Сначала я подумала, что ошиблась: он больше походил на тех толстеньких керо-ликов, которых я видела в Меронне. Но он повернул голову, непокорная прядь упала ему на лоб, - полные тревожного ожидания глаза нельзя было не узнать, и в предчувствии того, о чем, змеясь, предупреждала эта музыка, у меня сжалось сердце... Ошеломлённая, я остановилась, а порыв ветра подхватил опавшие листья, и их шлейф заслонил от меня всё.

Коротко, низко и жутко обозначились появившиеся в густых осенних сумерках чужие, - лес не шелохнулся, он замер, а их железные шаги эхом отдавались в моих ушах, но никто не видел и не слышал их, а они всё приближались, и хотелось закричать от бессильного страстного желания предупредить, но всё равно никто их не видел...

Они уже не шли, а неслись, почти летели, а Стелли, в ужасе оглядываясь, спешил прочь, - их шаги были неслышными, но тени угрожали, от них не было спасения, только - бежать... Но они настигали, всё ближе, ближе, миг - и чёрная тень нанесла удар. Стелли упал, они возвышались над ним, - но кто-то спугнул их, и они отступили. Жуткие вихри напоследок просвистели над головой, эхом пронёсся призрачный звон, - и стало тихо.

Глаза Стелли были закрыты. Я знала, что это его видения, - страшная искра то застилала всё, то рассыпалась тысячей солнечных бликов на мелких волночках озера... Озеро показалось и тут же скрылось, а искра опять сжалась, взлетела и повисла, сопровождая путь, как сама неотвратимость...

А путь продолжался - невесёлый, медленный, и ритмично склонялись голые ветви под менуэт обречённости. Был только тоскливый страх того неведомого, что ещё ждёт впереди, и лишь изредка в отсветах костра появлялось чьё-то лицо, заросшее, как лицо Реджика, и слышался голос, под танец ветвей рассказывавший сказки...

Тяжёлая поступь преследователей нагнала, оказалась рядом, неожиданно близко, - но гордо и свободно блеснули впереди не подвластные никому разливы широкой реки. Серебряные струи её сплетались, взлетали и падали, перебивая блеск зловещей искры своим живым и ясным светом, и всё это сливалось в летящую надежду вальса... И те, чужие, не посмели пересечь могучие волны.

Но река осталась позади, а путь продолжился: серебряный свет реки затерялся позади, средь лесной темноты, и со Стелли опять были боль, мрак и невесёлые думы.

Видения наползали снова, но не прежние, а тяжёлые, как туман в безлунной осенней ночи, они множились, окружая Стелли... Из тумана на миг вырос прекрасный вольный замок, но туман тут же вновь заслонил его, и по-прежнему рядом смыкалась в круг и стремилась вырваться из него искра невесть чьего огня...

Туман всё же рассеялся. Вокруг посветлело, глазам предстало озеро, и за-мок оказался не сном, - волны озера отразили отблеск той искры, растворили и преобразили его, на время освободив от его власти Стелли, и, отражённый, он стал мелодией простора и свободы. Мелодия воспарила над замком и лесом, она пела о покое, о том, что в мире не должно быть страха и что все беды проходят...

Мелодия прошла ещё, благородный шаг её в последний раз коснулся слуха и растаял.

Просверкнули колючие стальные молнии, - исчезли, - пролетели ещё, - и угасли. Ничего более не было, кроме бешеной скачки, когда жёсткий снег бьёт в лицо, когда не видно ни земли, ни неба в светлой мгле, когда едва касаются земли копыта, - стремительной скачки, уносящей прочь от прошлого к концу, каким бы он ни был. К скачке одного присоединялись другие, вливаясь в полёт над степью, голоса звенели уверенностью в победе, - но всё переменилось, стало гораздо темнее, и вся уверенность бесследно исчезла, точнее, её и не было у Стелли. Вокруг были горы, в которых я с ужасом узнала Заклятые, не по виду их, а по духу, и вопреки пригибающей к камням силе, вопреки страху и одиночеству продолжался тяжкий путь.

Волны сомнений захлёстывали Стелли, невидимый призрак той искры словно торжествовал заранее, надеясь, что тот не выдержит всего этого, но железная воля Стелли помогла ему подняться - с трудом, его измученный взгляд упал вниз, ещё ниже, ещё...

Призрак кружился на камнях, на краю бездны, сверкая, слепя, что-то изменилось в нём, - скрытая ранее мощь стала явной. Стелли, изнемогая, боролся с ней, последний рывок - и он наверху.

Здесь плясал ветер, в нём слышался дьявольский зловеще-весёлый оскал близкой гибели, нечто обольстительное изгибалось, ластилось, манило... Но властно вмешалась сама судьба: объятый смертным ужасом, взметнулся чёрный смерч, который некогда стелился по осеннему лесу, - и жуткий призрак рассыпался, на глазах рушились скалы, и, как последняя освободительная точка, разлетелось облачко дотлевающего пепла... Всё.

Последняя, тихая и страшная нота этой повести отлетела эхом и угасла. Я вздрогнула и подняла голову: приближался рассвет. Не верилось, что всё это явили мне всего лишь звуки, что именно они рождали так зримо видимое, а ещё пришло знание, что Стелли забросило на тысячу лет вперёд... Пока я, не в силах оторваться, смотрела на него, дыхание выровнялось, - до избавительного прихода рассвета мне ещё что-то предстояло, и появилась надежда хоть немного контролировать себя... Продолжение обряда последовало быстрее, чем мне удалось к нему приготовиться.

Словно взрыв, заполнили всё пространство четыре терпкие резкие гармонии, они повторились ещё раз, как призыв, как непререкаемый приказ, - и мгновенно превратились в тихий, напряжённый пульс, который будто что-то подталкивало изнутри, из самой основы мироздания. Меня тут же затянул этот водоворот, и надежда противостоять ему оказалась весьма слабой.

Этот танец опять с тобой. Боишься его? Не стоит, ты же всегда любила танцевать. Не мечись, будь на одном месте, - каблуки пусть постукивают в такт, а объятые алым руки пусть говорят, пусть летят навстречу восходящему солнцу. Оно уже близко, ты будешь свободна, верь в это, и - победишь!..

Переливающийся сияющий путь вознёсся на невиданную высоту, я почти видела ярчайшие краски рассвета, - и меня снова потрясли те же терпкие аккорды, с которых начался этот полёт. Но жертва с пьянящей радостью уже близкой свободы рванулась в прыжке вперёд, в расступившуюся толпу, туда, где за стенами храма Огня вставало солнце, и никто не преградил мне дороги. Сил почти не осталось, а люди давали мне пройти, - впереди были распахнутые двери. За спиной ряды снова смыкались, а на лицах я замечала радость и удивление: похоже, далеко не всегда этот обряд кончался освобождением. В голове колотилась только одна мысль: туда, туда, к выходу, и прочь из города... Кто-то из заднего ряда попытался прорваться к двери, но народ стоял слишком плотно, и у него ничего не вышло.

Я выбежала из храма. Усталость казалась непреодолимой, нечеловеческой, - если я остановлюсь, то упаду и засну мёртвым сном. Где-то рядом рыщут проклятые слуги Месяца. Так не спеши же к ближайшим воротам, больной ум обманывает тебя, твой шаг слишком медлен, чтоб назвать его быстрым. Иди по узким кривым переулкам, и погоня не настигнет тебя... Голова не работала совершенно, местность была незнакомой, а мир почему-то начал постоянно на миг исчезать, - я с трудом сообразила, что перестала видеть сквозь веки и смотрю, как все нормальные люди, чьи глаза имеют обыкновение моргать. То, что было в храме, помнилось смутно, как сон, а когда позади остались городские ворота, я поняла, что еле-еле передвигаю ноги, - удивительно, почему меня до сих пор ещё не схватили слуги Месяца... А теперь пусть путь твой ляжет прямо по дороге, дальше, дальше, ты сможешь, осталось не так уж много, здесь сверни к лесу... Вдруг откуда-то взялись деревья, по-зимнему голые, наверно, это лес... Настал миг - и я упала, мир для меня перестал существовать.

2

Очнувшись на очень удобной кровати, я принялась внимательно разглядывать комнату, поскольку делать больше не только было нечего, но и не хотелось. Богатство обстановки наводило на мысль о хозяине-вельможе, деревья за окном - об охотничьем домике. На мне была рубашка, а на стульчике неподалёку лежало довольно скромное, по меркам дома Хамала Сетха, платье. Когда я встала, голова страшно закружилась, всё тело заломило, - и недавнее прошлое вспомнилось довольно ясно.