Отпуск на даче

— Ты работаешь, я понимаю. Но можно ездить туда на выходные.

— У меня выходные разбиты, — сказала я. — Воскресенье и четверг. А ехать ради одного дня — только накапливать усталость.

— А родители? — не унималась Аня. — Я раньше не думала, какая это прелесть — дача, а теперь удивляюсь, почему ты не используешь как следует свою.

— И наши годы уже немолодые, а годы родителей так просто старые, — напомнила я. — Не думай, что копать землю очень легко. Наоборот, я счастлива, что родители этим почти не занимаются. Содержать участок в идеальном порядке им уже не по возрасту. Михал Михалыч любит это дело, поэтому и работает с удовольствием, а так как у него всё давно обработано, то ему нетрудно поддерживать порядок. Но начинать всё с самого начала… Ты не представляешь, какой это гигантский труд! Моя бабушка была просто влюблена в этот участок и так его холила и лелеяла, что он был образцовым. Хуже всего, что она всё старалась сделать сама. Знаешь, этакая гордость перед самой собой, что она одна способна поддерживать такое великолепие. И цветы у неё были красивые, и сад-огород. Самое интересное, что всё приживалось и процветало. Мы, мои родители в основном, убеждали её меньше сажать, но она — ни в какую. И что же? Умерла прямо на участке. Как говорится, скоропостижно скончалась. Нет, городскому жителю надо с очень большой осторожностью подходить к возне с землёй. Работа у нас сидячая, не требующая физического напряжения, мы нетренированны. Сидим себе большую часть года неподвижно, а потом вдруг начнём совершать сельскохозяйственные подвиги. Вот тут-то он и подкрадётся.

— Кто?

— Инфаркт. Или инсульт.

— Да, не хочу дачу, — сказала Аня. — Я временами подумывала о ней, но ты рассказывала, что надо поддерживать дом, заборы и так далее, и я сразу же переставала её хотеть. А вот пожила у Марины…

— Притом, только отдыхая… — в тон ей протянула я. — Всего лишь любуясь на работу Михал Михалыча…

— Вот именно, — согласилась она. — Он с таким вкусом всё делает, что кажется, что это очень просто.

— А ты попроси его, чтобы он дал тебе что-нибудь вскопать, — предложила я. — Кто знает, может тебе понравится. Обнаружишь у себя скрытый талант садовода.

— Нет, не хочу, — засмеялась Аня.

Было странно лежать в шезлонгах, полузакрыв глаза, и никого не выслеживать, ничего не обдумывать. После усиленной работы воображения, нынешняя наша расслабленность была не только непривычной, но даже казалась неестественной. Когда я работала и училась в вечернем институте, готовилась к сессиям, сдавала экзамены, потом защищала диплом, а попутно читала, ходила в театры, в кино, в гости, на концерты, жизнь была динамичной, до минуты заполненный разными делами. Дни казались длинными, ёмкими. И вдруг после защиты диплома выяснилось, что огромная часть нагрузки исчезла, мне не надо по вечерам бежать на учёбу, не надо вникать в конспекты, учить, решать, чертить. Я могла позволить себе читать несколько лишних часов в день, рисовать, а я неплохо рисовала. И я до сих пор отчётливо помню то своё состояние. Я имела полное право на отдых, не должна была сидеть над тетрадями, а я никак не могла освободиться от прежнего напряжения. Всё мне казалось, что я обязана что-то делать, а не сидеть просто так. Я даже испытывала чувство неловкости, словно я отлыниваю от дела. Вот и сейчас у меня было сходное чувство. Будто куда-то спешила, а не добежав до нужного места, остановилась в полной растерянности, потому что выяснилось, что мне туда уже не нужно.

— Может, устроить слежку хотя бы за Таней? — предложила я в шутку.

Когда твои мысли заняты только одним предметом, то часто кажется странным, что другой человек не сразу соображает, что ты имеешь в виду. Впрочем, понять мою подругу было легко: она, оказывается, спала, а я нечаянно её разбудила.

— Зачем это тебе? — удивилась она.

— Скучно, — пояснила я. — Прежде нас призрак развлекал, а теперь и его не стало.

— Зачем разбудила? — проворчала Аня и вновь заснула.

«Бумажка, — вдруг вновь подумала я. — Что за бумажка? Почему она мне опять вспомнилась?»

Я сидела, разглядывая крыльцо у дома. Удобное крыльцо, как всё у Марины. У нас тоже было удобное крыльцо, но оно за сорок пять лет немного подгнило снизу, а когда мы меняли фундамент, то попросили рабочих сколотить новое крыльцо. Оно было прочным, хотя и не рассчитано на сорок пять лет службы, однако ступеньки сделали слишком крутыми.

«Юля приходит убирать, — лезли мне в голову самые несуразные мысли. — Был бы её работой доволен «партнёр»?»

Почему меня это заинтересовало? Какое мне, в сущности, дело до того, будет чем-то или кем-то доволен этот не слишком приятный мне человек? Юля у него не работает. По какой причине я продолжала об этом думать? И при чём здесь какая-то бумажка?

Мысли сами собой вяло копошились в мозгу, пока не выстроились в такую картину: я стою в спальне с пакетиком семян в руках и слышу не то шорох, не то шипение. Вот я испуганно озираюсь, даже опускаюсь на пол, чтобы посмотреть, не заползла ли под кровать или ещё куда змея. Никакой змеи я не нахожу, а под столиком у кровати лежит маленькая бумажка.

«Господи! — мысленно взвыла я. — И из-за вот этого нелепого эпизода я ломала себе голову? Именно с ним у меня ассоциировалось слово «бумажка»? Но с какого бока сюда затесалась Юля?»

До чего непостижимо устроен мозг человеческий! От нашего с Аней разговора о хорошей работе Юли он перешёл на бумажку лишь для того, чтобы вновь вернуться к приходящей уборщице. Мне осталось только подождать, когда мы с Аней поднимемся в спальню, заглянуть под столик и посмотреть, лежит ли там бумажка. Если лежит, то Юле у «партнёра» или хозяина его типа не приработаться. Хорошо, что Сергей предоставил ведение хозяйства целиком Марине и не вмешивался в такие мелочи, как работа уборщицы. Девушка мне нравилась, и мне бы не хотелось, чтобы у неё были неприятности.

Я поймала себя на мысли, что я словно заранее убеждена, что бумажка лежит под столиком, и почему-то говорю о неприятностях, которые могут ожидать Юлю, словно Сергей жив. Наверное, полусонное сознание всё ещё не могло освободиться от размышлений о погибшем хозяине этого дома. Неприятный был человек. Сразу вспомнился разговор Михал Михалыча и Юли, до позавчерашнего дня казавшийся таинственным и подозрительным. Девушка жаловалась, что Сергей к ней приставал, говорила, что только после его смерти она чувствует себя спокойно. О покойниках принято говорить только хорошо или вообще не говорить. А куда денешь воспоминания? Поневоле помянешь его недобрым словом, когда убираешь в доме и припомнишь, как ещё недавно вздрагивала и прислушивалась, не идёт ли он и успеешь ли убежать. Поганый был человек, а лучше сказать про него словами Островского, которые недавно привела Аня: «Злокачественный мужчина».

Я поняла, что почти сплю, но уже почти перестав улавливать связь между отдельными эпизодами здешней жизни, я всё-таки успела уловить, что чем-то недовольна, не удовлетворена каким-то объяснением или, наоборот, отсутствием объяснения. Что-то я видела? А видела ли я что-нибудь?

— Девочки, пойдёмте пить чай, — разбудил нас с Аней голос Кати. — Умираю, как хочу чаю!

Мы выбрались из шезлонгов и пошли в дом.

— Как прогулка? — спросила я.

— Восхитительно! Михаил уже составил график наших встреч в Москве. Он говорит, что летом мы должны видеться хотя бы два раза в неделю, а осенью, в Москве, естественно, чаще.

— Молодец! — одобрила Аня его намерение. — Берёт быка за рога. Наверное, боится, что, если предоставит тебя самой себе хотя бы на месяц, тебя тут же уведёт или Пётр, или кто-нибудь ещё. И распланировал он встречи только на лето и осень, потому что к зиме уже будет ваша свадьба. А вот Николю даже в голову не приходит сводить нас куда-нибудь в Москве. В одном городе живём, казалось бы, можно встречаться хоть раз в два-три месяца. Сводил бы нас куда-нибудь в парк или на выставку. Одна я никуда не выберусь, да и Мила тоже, а он бы нас вытаскивал из дома.

У меня на душе стало нехорошо. Не могу сказать «заскребли кошки», скорее, это были кроты, причём скребли они на очень большой глубине, потому что я не понимала причины и смысла своего состояния. Вероятно, просто было обидно, что наши с Аней совершенные натуры (а почти каждый человек грешен в самооценке) никто не оценил.

Когда к нам присоединилась Марина, она была настроена оптимистично.

— Девочки, а я заказала путёвку в Италию, — сообщила она. — Получилось случайно. Мы с коллегой вышли из Университета одновременно, прошли вместе часть пути, и она решила на всякий случай завернуть в турагентство. Я зашла туда вместе с ней и соблазнилась очень выгодной путёвкой.

Иногда в своих книгах я использую выражение «демонстративно поднял брови». Сейчас я попыталась внедрить его в жизнь.

— Что у тебя, Милица? — спросила Аня. — Что-то попало в глаз?

— Нет-нет, просто я убедилась, как осторожен должен быть автор, применяя какие-либо слова при описании действий героев. Сначала надо их опробовать, а потом уже включать в текст.

Марина кашлянула.

— Я всего лишь хотела у тебя спросить, куда ты денешь Чупу, — пояснила я.

— Это не проблема. Во-первых, есть специальные гостиницы для собак. Если обратиться в дорогую, то Чупочке там будет очень даже славно, почти как в санатории. За приличные деньги её будут содержать, как принцессу. А ещё я подумала о Михал Михалыче. Он к ней привык, хорошо её знает, так что не откажется за дополнительную плату о ней позаботиться.

Да, у Марины всё было очень просто. Что бы она ни задумала, она сейчас же находила способ это осуществить. Всё-таки большие деньги — очень удобная вещь. Прожить без них можно, но жизнь они существенно облегчают.

— Жалко, конечно, что нельзя взять её с собой, — посетовала Марина, — но это будет такая морока, что легче устроить её здесь. Да и еду я всего на две недели. Как ты думаешь, Мила, где ей будет лучше: в гостинице или у Михал Михалыча?

— Это уж только твоё дело, — ответила я. — Если бы Михал Михалыч согласился, то, наверное, ей было бы лучше здесь, в знакомой обстановке, со знакомыми людьми. Он ведь будет без тебя сюда заходить? Вот он и брал бы её с собой, чтобы она не думала, что ты её бросила.

— Нет, я её не брошу, — испугалась Марина. — Я скорее откажусь от путёвки, лишь бы Чупочке было спокойно. Может, и правда, отказаться?

Я пожала плечами.

— Опять-таки твоё дело, но думаю, что она как-нибудь переживёт двухнедельную разлуку.

— Тогда я завтра же переговорю с Михал Михалычем и договорюсь с ним о собачке.

— А ты поедешь в Италию, если ОН вновь объявится? — поинтересовалась Катя.

— Он? — переспросила Марина.

— Да, ОН. Тот, кто шумит и воет на чердаке.

Марина побледнела.

— Ты хочешь сказать, что опять слышала вой?

— Нет, не слышала, но ведь ОН уже затихал на время, а потом вновь возвращался.

Предчувствия Кати насчёт призрака были мрачны.

— А что я смогу сделать? — спросила Марина. — Всё равно уеду. Я здесь не смогу жить одна, если буду слышать его вой. Надо будет перебираться в Москву. А так хоть пару недель отдохну на море.